Сергей медленно потянулся, расправляя плечи, и с наслаждением посмотрел на море, расстилавшееся за окном гостиной. Небо над водой начинало бледнеть — первые лучи рассвета мягко ложились на волны, превращая их в серебряное зеркало.
Было чуть больше шести утра. Дом, обычно наполненный гулом голосов, шагами и звонкой болтовнёй, теперь погрузился в редкое, почти священное безмолвие.
Сегодня начинался первый день после отъезда последних летних гостей. Эти две недели конца августа они с Ириной — его женой — всегда берегли для себя. Маленький островок покоя после нескончаемого марафона встреч, застолий и постояльцев.
Сергей мечтал о простых радостях: дочитать давно начатую книгу, подолгу сидеть рядом с женой на террасе, слушать дыхание моря, не торопясь, не отвлекаясь на чужие разговоры, споры и просьбы.
Из кухни донёсся тихий свист кофейника. Запах свежемолотых зёрен наполнил дом. Ирина, уже успевшая сбегать на рынок за булочками и персиками, расставляла посуду.
— Разбудила запахом кофе? — улыбнулась она, заметив мужа в дверях.
— Если бы все пробуждения были такими, я бы больше никогда не ставил будильник, — ответил Сергей, подходя к ней. Он обнял её за плечи и вдохнул аромат свежего хлеба и утреннего моря. — Тишина… Слышишь? Ни визгов, ни смеха, ни бесконечных советов, где купаться лучше.
— Цени момент, — вздохнула Ирина. — Он продлится ровно до того, пока кто-нибудь не вспомнит, что у нас здесь ещё есть свободные комнаты.
Они сели за стол. Кофе был ароматным, хлеб — тёплым, воздух — свежим. Но едва Сергей взял нож, чтобы намазать масло на корочку, как снаружи резко и настойчиво раздался автомобильный сигнал.
— Кто это? — насторожилась Ирина. — Курьер? Так рано?
— Может, соседям что-то привезли, — попытался успокоить себя Сергей, не желая отпускать хрупкое ощущение покоя.
Сигнал повторился. Дольше, громче, нетерпеливее. Затем послышались шаги по гравию и стук в дверь — уверенный, громкий, как удар молота.
Супруги обменялись тревожным взглядом.
Сергей медленно поднялся и пошёл в прихожую. Открыл дверь — и замер.
На пороге стояла его тётя, Валентина Павловна — женщина в годах, высокая, властная, с таким взглядом, будто всё вокруг принадлежало ей по праву рождения.
Рядом топтались двое подростков — её внуки. Оба сонные, недовольные, с наушниками в ушах.
За ними у калитки стояла старая «Волга», доверху набитая сумками, раскладушками и пляжными зонтиками.
— Ну вот и мы! — радостно воскликнула Валентина Павловна, даже не дожидаясь приглашения. — Еле дорогу нашли! Ваш этот навигатор — идиот, всё время в канаву вел! Серёженька, родной, помоги-ка с вещами! А где твоя вежливость?
Она шагнула через порог и уверенно направилась в гостиную, окидывая дом взглядом ревизора.
Ирина, подойдя ближе, замерла. Лицо её побледнело, а пальцы нервно сжали салфетку.
— Тётя Валя… — осторожно начал Сергей. — Мы не ждали вас. Обычно вы в июле приезжаете.
— В июле у Пашки были сборы, у Лены лагерь, — махнула рукой Валентина Павловна, — так что выбрались только сейчас. Зато теперь свободны! Море тёплое? Вода чистая?
— Тётя, сейчас нам не очень удобно… — тихо сказала Ирина, но та даже не повернулась.
— Что значит — неудобно? — нахмурилась гостья. — Мы, как обычно, наверху разместимся. Я на кровати, дети — на диване. Мы непривередливые.
— Дело не в месте, — вмешался Сергей, чувствуя, как в груди поднимается волна раздражения. — Мы просто хотели немного побыть одни.
— Так и побывайте! — весело ответила тётя. — Мы вам мешать не станем! С утра до вечера будем на пляже!
Она хлопнула в ладоши, подзывая внуков. — Ну что, идите разгружайте вещи! Чего стоите, как истуканы?
Подростки лениво поплелись обратно к машине.
Валентина Павловна уселась в кресло, с видом хозяйки оглядела гостиную и вдруг спросила:
— А где мой любимый торт с кремом? Вы же знаете, я его к чаю обожаю. В прошлый раз, правда, суховат был — но это от жары, наверное.
Эта фраза оказалась последней каплей. Ирина выпрямилась и холодно произнесла:
— Валентина Павловна, торта нет и не будет. Мы вас не ждали.
Тётя замерла. Медленно поднялась с кресла, лицо её стало каменным.
— Это что же получается? — прошипела она. — Родная кровь приехала, а вы ей дверь закрываете?
— Родные не приходят без предупреждения, — спокойно сказала Ирина. — Вы пять лет подряд приезжаете, когда хотите, живёте у нас, как в пансионате, и ещё требуете торт.
— Серёжа! — тётя резко повернулась к племяннику. — Объясни жене, что такое семья! Я тебя с детства нянчила!
— Тётя, Наташа права, — устало сказал Сергей. — Мы хотим просто тишины. Эти две недели мы оставили только для себя.
— Значит, мы вам в тягость? — воскликнула она, вспыхнув. — Городские зазнайки! Вон как заговорили! Всё у вас — «пространство», «личные границы»!
— Это не зазнайство, — тихо ответил Сергей. — Это уважение. Вы даже не позвонили. Просто подали сигнал с улицы.
— Да вы оба… да вы с ума сошли! — всплеснула руками Валентина Павловна.
В дверях снова появились её внуки с сумками.
— Ба, куда их нести? — спросил мальчик.
— Обратно! — выкрикнула она. — Нас тут не ждут! Нам тут не рады!
— Не кричите, — устало сказала Ирина. — Речь не о гостеприимстве, а о человеческом отношении. Пять лет подряд вы приезжаете, и всё — за наш счёт. Ни разу не спросили, как нам самим живётся.
Тётя смотрела на неё холодно, с упрямством.
— Считаете, значит, — процедила она. — Всё вам жалко.
В доме воцарилась тяжёлая тишина. За окном тихо плескались волны — те самые, ради которых она и приезжала все эти годы.
Валентина Павловна подняла с кресла свой палантин, с достоинством накинула его на плечи.
— Понятно, — сказала она ледяным тоном. — Мы уезжаем. И больше не потревожим ваше драгоценное уединение.
Она направилась к выходу, почти толкая перед собой внуков.
— Поехали! Быстро! — крикнула она.
Сергей и Ирина молча проводили их взглядом.
Перед тем как сесть в машину, Валентина Павловна обернулась и бросила:
— А я думала, у тебя дом — полная чаша, Серёженька. А оказался — пустой.
Она резко хлопнула дверцей, завела двигатель и, подняв облако пыли, скрылась за поворотом.
Сергей и Ирина долго стояли у ворот, глядя вслед.
— «Пустой дом»… — тихо повторил он. — Нашла же, что сказать.
Он повернулся к жене и обнял её.
— Теперь тётя будет всем рассказывать, какие мы бессердечные.
— Пусть рассказывает, — слабо улыбнулась Ирина. — Зато у нас наконец-то тишина. И дом — наш.