Я стояла у зеркала в туалетной комнате ресторана «Монарх» и пыталась успокоить дрожащие пальцы. В отражении – бледная девушка с огромными испуганными глазами. Мое свадебное платье, которое утром казалось вершиной утончённости, здесь, среди золочёных карнизов и хрустальных люстр, выглядело дешевой тряпкой. Синтетический атлас неприятно лоснился под ярким светом, а простой фасон, задуманный, чтобы скрыть мою худобу, только сильнее выдавал неуверенность.
За дверью грохотала музыка. Там, в банкетном зале, родня моего мужа, Кирилла, отмечала… нет, не наш союз. Они праздновали собственную великодушность. Ведь они «снизошли» и позволили своему «золотому наследнику» привести в дом «эту».
Я вышла в зал. Кирилл толкался у барной стойки с приятелями. В идеальном смокинге, сшитом где-то в Италии, он выглядел безупречно. Я была влюблена в него. В ту лёгкую улыбку, которой он наградил меня полгода назад в читальном зале моей библиотеки, когда искал редкий альбом по архитектуре. Тогда он казался другим: внимательным, увлечённым книгами, оторванным от мира больших денег. Но стоило мне переступить порог особняка семьи Орловых, и сказка начала расползаться по швам.
— Смотрите-ка, наша Золушка объявилась, — громко прошипел чей-то голос.
У стола с закусками толпились сестры Кирилла — Марина и Оксана. Они напоминали ярких хищных птиц: броские, шумные и колючие. Марина, старшая, держала бокал шампанского, будто это был символ власти.
— Ты видела, на чем она подкатила к ЗАГСу? — не снижая громкости, продолжала Оксана. — На этой зеленой развалюхе. Я думала, такие тачки уже вымерли как динозавры.
— Это автомобиль её деда, — скривилась Марина. — Семейная драгоценность, так сказать. Единственное, чем они могут похвастаться. Представляешь, она мечтала, чтобы эта рухлядь ехала во главе кортежа! Папа чуть не словил приступ. Пришлось срочно послать охрану, чтобы отогнали это чудо техники за здание.
Гости вокруг них вежливо посмеивались. Я почувствовала, как лицо полыхнуло жаром. Та самая старая машина была гордостью моего деда Степана. Он ухаживал за ней, натирал кузов, разговаривал с ней как с живой. Для меня она пахла детством, поездками к реке и теми редкими счастливыми минутами, когда мы были вдвоем против всего мира.
Кирилл подошёл, взял меня под руку. Ладонь у него была влажной.
— Лена, где ты пропала? Мама собирается произнести тост. Пойдём и, пожалуйста, сделай нормальное лицо. Сейчас вид у тебя такой, будто тебя ведут на расстрел.
— Они издеваются над машиной деда, Кирилл, — тихо вымолвила я.
Он закатил глаза:
— Опять начинаешь? Это просто шутки. У моих свои приколы. Привыкай к уровню, Лена. Тут тебе не провинция, а «высшее общество».
Мы сели за главный стол. Свекровь, Галина Львовна, женщина с идеальной укладкой и ледяным взглядом, поднялась с бокалом. Зал сразу стих.
— Дорогие друзья! — ее голос мягко растекался, как сладкий сироп с горчинкой. — Сегодня особенный день для нашей семьи. Наш сын, наша опора, сделал… свое решение. Мы, Орловы, всегда уважали выбор детей, каким бы… странным он ни выглядел.
Она выдержала паузу, пристально уставившись на меня.
— Лена, милая. Добро пожаловать в наш круг. Я понимаю, тебе будет нелегко. У нас другие привычки, другой темп, иные приоритеты. Но надеемся, ты будешь стараться. Хотя бы освоишь, чем отличается рыбная вилка от салатной. И, конечно, все мы верим, что ты сумеешь стать достойной супругой Кириллу, несмотря на то, что приданого за тобой — ни копейки.
Зал разродился аплодисментами и смехом. Кто-то выкрикнул: «За нищенку!». Свекор, Константин Аркадьевич, крупный мужчина с красным лицом, хлопнул сына по плечу:
— Ничего, Кира. Зато бедные девчонки, говорят, неприхотливые. Будет знать своё место.
Я уставилась в тарелку с дорогими закусками и не чувствовала вкуса. Внутри всё стянулось до болезненного узла. Хотелось вскочить, перевернуть стол, завопить им в лица, что я не вещь, что работаю, что у меня красный диплом… Но я молчала. Я панически цеплялась за Кирилла. Казалось, это цена за любовь.
Единственный, кого не было на этом параде лицемерия, — мой дед. Степан Фёдорович совершенно отказался ехать.
— Нечего мне там делать, внучка, — сказал он накануне, сидя на крыльце своего покосившегося домика в деревне Берёзовка. Он пускал дым из своей неизменной трубки, прищурившись на закат. — Они – другая порода. Не хуже и не лучше, а просто иная. Сгнившая внутри, но в позолоте. Я в своём ватнике там буду как чучело.
— Дед, но это же моя свадьба…
— Я отпраздную тут, Ленка. Выпью настойки за твою долю счастья. А ты запомни: прижмёт – возвращайся. И ещё: не всё золото, что блестит, и не всякая чернота — грязь.
Тогда я на него обиделась. Мне казалось, он просто упрямый старик, которому лень влезать в костюм. Как же я ошибалась.
Вечер превратился в длинную экзекуцию. Меня дёргали, поучали, как натирать пол, (ведь домработницы у нас не будет, отец лишил Кирилла финансовой подпитки), как ужиматься на продуктах.
— Ты же привыкла жить на копейки, научишь нашего мальчика экономить, — язвила Марина. — Библиотекари же питаются духовной пищей, да?
Когда мы наконец добрели до съемной квартиры — маленькой двушки на окраине, которую Кирилл снял с очевидной неприязнью, — я просто упала на кровать.
— Вот денёк, — протянул муж, стаскивая галстук. — Мама, конечно, перегнула, но и ты не ангел. Сидела с кирпичом вместо лица. Могла бы и подыграть.
— Подыграть? Кирилл, они меня позорили!
— Они проверяли тебя на выдержку! В бизнесе, Лена, надо уметь держать удар. Хочешь принадлежать к семье Орловых — утолсти кожу.
В этот момент зазвонил мобильный. На экране — номер соседки, тёти Вали.
— Леночка… — ее голос ломался от слёз. — Беда, родная. Степан Фёдорович… Сердце. Скорая не успела.
Телефон выскользнул из моих пальцев. Мир, который и так шатался, окончательно рухнул. Кирилл, услышав, только нахмурился:
— Соболезную. Но ты же понимаешь, я поехать не смогу. Завтра важная встреча с отцом в автосалоне. Пропускать нельзя. Сядь на такси или на автобус.
Я смотрела на мужа, с которым прожила в браке меньше суток, и передо мной был уже чужой человек.
Похороны прошли как в тумане. Деревенское кладбище, старые берёзы, мокрая земля и запах ладана. Орловы не отправили даже венка. «Мы не любим негатив», — написала мне свекровь в мессенджере.
Собралось всё село. Люди подходили один за другим, простые, в старых куртках, с красными глазами. Они приносили букеты со своих грядок, находили тёплые слова.
— Светлый был мужик, — шептал старый пастух дядя Миша. — Скольким помог… Кому крышу перекрыл, кому на операцию денег дал. Тихонько, чтоб никто не знал.
— Дал? — переспросила я. — У деда были деньги?
— Были, Лен, были. Он же не просто плотником махал. Голова у него — как у министра была.
Я ничего не могла увязать. Дед жил как аскет. В доме — старьё, в кастрюлях — каша да щи. Пенсия смешная. О чем они?
После поминок ко мне подошла почтальонка и протянула плотный конверт.
— Степан просил вручить. Сказал: «Как проводишь меня, езжай в город по этому адресу. Там человек ждёт. И молчи, пока всю правду не узнаешь».
В конверте — лист с адресом нотариальной конторы в центре и фамилией: Юрий Андреевич Сальников. Имя я слышала: один из самых дорогих и известных юристов в регионе.
В город я вернулась через три дня. Кирилл встретил меня недовольным.
— Наконец-то. В холодильнике шаром покати, рубашки никто не гладил. Лена, жизнь не остановилась. Хватит уже скорбь раздувать: деду всё равно, а мне нужна жена. Кстати, отец урезал мне зарплату. Сказал, раз женился — крутись сам. Так что твоя библиотечная ставка нам ой как кстати. Надеюсь, ты не собираешься зависать в декрете ближайшие годы?
Я молча прошла в ванную, смыла с себя дорогу, переоделась.
— Я ухожу, дела.
— Какие ещё дела? В библиотеку?
— К нотариусу. Оформлять наследство.
Кирилл расхохотался:
— Наследство? Да что там оформлять? Гнилой домик да твоя жестянка? Серьезно, Лена, бензин до конторы дороже выйдет, чем это барахло. Оформи отказ в пользу государства и не позорься.
Я промолчала. Просто взяла сумку и ушла.
Офис Юрия Андреевича выглядел как кабинет в старом фильме: дубовые панели, запах дорогой кожи и старых томов. Сам нотариус, седой мужчина с военной выправкой, встретил меня так, словно он ждал невестку старого друга.
— Елена Степановна, — он крепко пожал мне руку. — Примите мои искренние соболезнования. Уход Степана Фёдоровича — большая утрата. Это был редкий человек.
— Вы дружили?
— Мы были партнёрами. Больше тридцати лет.
Он предложил мне стул и выложил на стол пухлую папку.
— Перейдём к делу. Ваш дед вел двойную жизнь. Для соседей он был тихим деревенским пенсионером. А в деловой среде его знали как Степана-Монолита. В девяностые он скупал ваучеры у всего района, но не пропил их, как сотни других, а вложил в стройку. Потом удачно сыграл на бирже. Потом занялся землёй.
Он раскрыл папку.
— Итак. Вам, как единственной наследнице, отходят:
Контрольный пакет акций строительного холдинга «Полюс-Строй».
Счета в трёх банках. Общая сумма… скажем, восьмизначная в иностранной валюте.
Недвижимость в столице, Крыму и за рубежом.
И, самое актуальное сейчас, земельные участки в нашем городе.
У меня закружилась голова. Казалось, что это розыгрыш.
— Подождите… Мой дед — миллионер? Но почему он жил в полуразвалившейся избушке?
— Он терпеть не мог показуху. Всегда повторял: «Деньги любят тишину, а счастье — простоту». Он опасался, что открытое богатство испортит вас или вашу мать. Он копил именно для вас, Лена. Ждал, пока вы повзрослеете и встретите достойного мужчину.
Юрист сделал паузу и внимательно на меня посмотрел.
— К слову, о достойных. Степан Фёдорович прекрасно знал, за кого вы выходите. Наводил справки о семье Орловых.
— Знал?..
— Да. И оставил вам особый «сюрприз». Видите этот кадастровый номер? — он показал на документ. — Это земельный участок на улице Центральной, 12.
— Но это же адрес автосалона моего свекра…
— Совершенно верно. Ваш дед выкупил землю пять лет назад через подставную фирму. Орловы арендуют её. Срок аренды истекает ровно через две недели. Степан Фёдорович сознательно не продлевал договор. Решение он доверил вам. Если вы не заключите новый, по закону у арендаторов будет тридцать дней, чтобы убрать строения и освободить участок.
Я онемела. Вся империя Орловых, их кичливое богатство упиралось в землю, которой владел «нелюдимый старик в ватнике».
— Константин Аркадьевич в курсе?
— Нет. Он уверен, что собственник — какая-то московская корпорация. Уже месяц пытается до нее добраться, нервничает: без этого салона он фактически банкрот. Все кредиты завязаны на его оборотах.
Я забрала документы. Пальцы дрожали, но теперь в этой дрожи была не слабость, а новое ощущение силы.
— Спасибо, Юрий Андреевич. Я уже представляю, как поступлю.
— И ещё, — нотариус слегка улыбнулся. — Степан Фёдорович просил напомнить вам их свадебный тост, когда будете решать судьбу Орловых.
Я вышла на улицу. Город шумел по-прежнему, но теперь этот гул звучал иначе. Я больше не была забитой мышкой. Я превратилась в кошку, которая гуляет сама по себе.
Вечером я вернулась домой. Кирилл развалился на диване, не отрываясь от футбола.
— Ну что, вступила в наследство? — лениво бросил он. — Много золотых гор перепало? Хватит на новые коврики в твою рухлядь?
Я задержала на нём взгляд.
— Более чем, Кирилл. Более чем.
— Ладно, потом расскажешь. Мама звонила, ждёт нас завтра на ужин. У отца бизнес трещит, он бешеный, как собака, надо поддержать. Будь добра, нарядись нормально. И не вспоминай про деда, не порть людям аппетит.
— Конечно, — ответила я. — Этот ужин я точно не пропущу.
Особняк Орловых встретил привычной холодностью. Домработница приняла моё пальто так, будто дотронулась до тряпки из секонд-хенда. В гостиной висело напряжение. Константин Аркадьевич ходил туда-сюда, нервно дымя сигарой, хотя Галина Львовна терпеть не могла запах табака в доме.
— Эти уроды не выходят на связь! — рычал свекор. — Две недели до конца аренды! Если они не продлят договор, банк заморозит счета. Мы лишимся дилерства!
— Костя, остынь, — напевно уговаривала свекровь, поправляя нитку жемчуга. — Ну кто в своём уме откажется от наших денег? Они просто цену накручивают. Заплатим юристам, кое-кому занесём, все уладится.
При нашем появлении лица у них моментально «потеплели».
— О, молодёжь соизволила, — протянула Марина, перебирая журналы. — Лена, ты снова в этом сером свитере? У тебя дресс-код «вечный траур»? Ах да, дедушка… Кстати, ты уже сбывала его халупу? Мы с девочками хотим устроить вечеринку в стиле «русская глубинка», нам там старые самовары бы пригодились.
— Самовары есть, — спокойно ответила я, занимая своё место. — Только на продажу не пойдут.
— Всё продаётся, детка, — хмыкнула Оксана. — Вопрос в сумме. Хотя, откуда тебе знать о ценах. Ты же привыкла к халяве.
Ужин потёк своим привычным руслом. Они обсуждали деньги, покупки, чужое «ничтожество». Меня словно и не было. Я была частью интерьера — подтверждением их показного великодушия.
— Кирилл, — неожиданно обратился отец к сыну. — Ты выяснил с Леной вопрос по колымаге?
— Да, пап. Она упёрлась. Не согласна сдавать её в утиль.
— Глупость, — отрезал Константин Аркадьевич. — Лена, послушай человека с опытом. Содержать такой металлолом дороже такси. Твой дед, видимо, был жадным и недальновидным, раз цеплялся за эту рухлядь. Гены — штука настырная, но попробуй их пересилить. Мы не хотим, чтобы наш двор выглядел как стоянка хлама.
Я положила вилку. Звук по столу прозвенел внушительно.
— Мой дед, Константин Аркадьевич, был не жадиной. Он был инвестором.
За столом наступила глухая пауза. Затем Оксана прыснула:
— Инвестором? В навоз да картошку?
Смех прокатился по комнате. Даже Кирилл криво усмехнулся, глядя на меня так, будто я всё порчу.
— Инвестором в землю, — продолжила я ровно, не отводя от свекра взгляда. — В том числе в участок на улице Центральной, 12.
Смех моментально оборвался. Константин Аркадьевич застыл с поднятым бокалом. Лицо медленно становилось багровым.
— Повтори, что ты сказала? Откуда тебе знаком этот адрес?
— Вчера я была у нотариуса. Оформляла наследство того самого «недалёкого жмота».
Я достала из сумочки копию выписки из реестра и аккуратно положила на стол поверх тарелки с карпаччо.
— Согласно завещанию Степана Фёдоровича, единственный владелец земельного участка, на котором стоит ваш автосалон «Премьер-Авто», — я, Елена Степановна Орлова.
Свекровь выхватила бумагу. Ее пальцы дрожали так, что лист шуршал.
— Это… какая-то чушь! Костя, скажи ей!
Константин Аркадьевич вырвал выписку у жены. Вчитывался, и с каждой секундой будто сжимался. Плечи опали, спесь исчезла. Он узнал печать, фамилию нотариуса.
— ООО «Импульс»… учредитель… Степан Фёдорович… — прошептал он. — Так это тот старикан, который приходил пять лет назад, а я велел охране его выставить?
— Именно, — кивнула я. — Он просто хотел переговорить. Рассмотреть совместный вариант. Вы назвали его бродягой.
— Лена… — голос Кирилла дрогнул. Он глядел на меня так, будто увидел впервые. В глазах вспыхнула жадная искорка. — Лена, значит, мы теперь… богаты? Это всё меняет!
Я повернулась к нему.
— Нет, Кирилл. Это ничего не меняет. Вчера ты смеялся над моим «наследством». Ты предлагал отказаться от всего в пользу государства.
— Я же шутил! Ты же понимаешь, нервы, давление отца… Мы ведь семья!
— Семья? — я обвела их всех глазами. — Семья — это те, кто был рядом на похоронах. Те, кто не называют своих «младших» нищебродами. Вы — не семья. Вы — террариум.
— Леночка, — тут же заюрчала Марина. — Ну что ты так вспыхнула? Мы же по-доброму. Просто хотелось тебя простимулировать! Давай завтра рванём в СПА? Только мы вдвоём! Я всё оплачу… ой, хотя, теперь ты и сама…
— Замолчите, все! — рявкнул Константин Аркадьевич. Он лучше других осознавал ситуацию. — Лена. Елена Степановна. Давай говорить как партнёры. Назови сумму аренды — и я буду платить. Любую. Только не закрывай салон.
— Партнёры не ведут дела с теми, кто их унижает, — отрезала я. — Мой юрист уже подготовил уведомление. Договор аренды прекращается. У вас есть тридцать дней, чтобы вывезти имущество и освободить участок.
— Ты не сделаешь этого! — взвизгнула свекровь. — Мы разоримся! Мы по миру пойдём! Ты желаешь нам смерти?
— Я хочу только справедливости. Вы называли меня нищенкой. Теперь я распоряжаюсь ситуацией. А вы — стая должников.
Я поднялась из-за стола.
— Кирилл, я подаю на развод. Свои вещи можешь не искать: я уже отправила их курьером твоей маме.
— Лена, подожди! — Кирилл сорвался с места, потянулся схватить меня за руку. — Ты не имеешь права так просто уйти! Я же люблю тебя!
Я отдёрнула руку.
— Ты любишь деньги отца. Теперь у отца с деньгами беда. Посмотрим, кого ты «полюбишь» дальше.
Я вышла из особняка в прохладный воздух. Моя старая машина стояла у ворот — въезжать во двор я принципиально не стала. Сев за руль, я провела рукой по потерявшей цвет оплётке.
— Ну что, дед, — шепнула я. — Мы справились.
Минул месяц. Это были тяжёлые, но сладкие дни. Орловы пытались подать в суд, запугивать, давить на жалость. Кирилл ночевал под дверью, устраивал сценки с песнями под окнами, захлёбывался признаниями. Но я не отступила.
В последний день срока аренды я подъехала к автосалону. Там царил бедлам. Рабочие снимали вывески, выносили оборудование. Константин Аркадьевич стоял у опустевших витрин, осунувшийся, постаревший. При виде меня он лишь отвернулся.
Я не стала ломать здание. Я переоборудовала его. Там, где раньше продавали дорогие машины для избранных, вскоре заработал городской центр детского творчества имени Степана Фёдоровича. Вход туда свободный для каждого ребёнка.
Кирилл ещё полгода пытался вернуть меня. Потом я услышала, что он женился на дочери владельца сети супермаркетов. Говорят, она держит его в строгости и отправила работать на склад, чтобы «прочувствовал реальность».
А я… Я осталась в библиотеке. Только теперь приезжаю туда на хорошей машине, а по вечерам контролирую дела строительного холдинга. Я уже безошибочно различаю вилку для рыбы и вилку для салата, но гораздо важнее другое: я научилась различать людей и хорошо напудренные манекены. И я уверена: дед был бы мной доволен.