Жара стояла такая, что кондиционер в офисе Арины едва справлялся. Она закрывала последний отчёт перед отпуском, когда в телефоне прозвучала мелодия, назначенная на редкие, но тревожные звонки. Анна Викторовна, мать её мужа.
— Ариночка, здравствуй, родная! — голос был медово-ласковый. — Не помешала?
— Нет, всё в порядке. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, спасибо. Слушай, можно к тебе ненадолго заехать? Есть одно дело, хотелось бы обсудить.
Арина взглянула на часы — оставалось полчаса до конца рабочего дня.
— Приезжайте. Я скоро буду дома.
Чувство тревоги не покидало её весь путь. Анна Викторовна не была из тех, кто появляется без повода. А уж чтобы вот так — внезапно…
Дома было прохладно и чисто. Арина включила чайник, на всякий случай протёрла столешницу. Просторная трёхкомнатная квартира досталась ей от родителей. Кроме неё, была ещё однокомнатная, которую она сдавала, и двушка, доставшаяся от бабушки.
Анна Викторовна появилась ровно через час — с цветами и дежурной улыбкой.
— Ариночка, у тебя как в журнале! И уют, и вкус — всё есть.
— Проходите, чайник вскипел.
Они сели на кухне. Разговор начался нейтрально, но в какой-то момент свекровь спросила:
— А сколько у тебя сейчас квартир?
Арина слегка напряглась, но ответила спокойно:
— Три. Эта — основная, две сдаются.
Анна Викторовна кивала, восхищалась, уточняла районы, метраж, цены.
— Вот повезло тебе с наследством, — вздохнула она. — А у Владика до сих пор ни угла.
Арина нахмурилась. Владик — это племянник мужа, тот самый, что третий год мотается по съёмным углам.
— У него родители есть.
— Да какие там родители… Пенсионеры. А он мальчик хороший. Работящий. Всё на заводе, всё в поте лица.
Через неделю свекровь позвонила снова.
— Ариночка, родная… Мы с Вадимом (так звали мужа Арины) подумали: может, ты могла бы как-то помочь Владику?
— В каком смысле — помочь?
— Ну, у тебя ведь квартиры. Может, одну ему сдавать дешевле? Или продать по-божески? Семья ведь…
Арина выпрямилась.
— Анна Викторовна, квартиры — моя собственность. И они кормят меня. Это не подарок, это результат жизни моих родителей и моего труда.
— Да я же не даром прошу! Ну пусть платит, сколько может. Главное — свой человек.
— А почему я должна жертвовать?
— Потому что у тебя есть. А у него — нет.
— У меня есть, потому что я за этим стояла и продолжаю стоять. Владик взрослый человек, пусть сам себя обеспечивает.
Свекровь вздохнула в трубку и повесила.
Вадим пришёл поздно. Арина сразу заговорила:
— Твоя мама звонила. Про Владика.
— Да, она говорила со мной. Слушай, может, и правда… Ну сдавай ему подешевле. Или продай одну. Ты же не обеднеешь.
— Это всё, что ты хочешь мне сказать?
— Арина, не будь такой жадной…
— Жадной?! Эти квартиры — моя единственная опора. А ты предлагаешь отдать чужому мне человеку, потому что ему «тяжело»?
— Он наш родственник!
— Он тебе родственник. Мне — никто.
Он замолчал. Смотрел в пол.
В выходные их пригласили к Анне Викторовне. Собрался весь «семейный совет»: золовка, дядя, племянник — Владик. Атмосфера была обволакивающей — домашняя еда, тосты, семейные фото. И вскоре разговор вернулся к знакомому.
— Владик парень хороший, — говорила золовка. — Не пьёт, работает. Просто не везло.
— Мы все были бы счастливы, если бы ему помочь, — добавил дядя.
— Ариночка, ну ты же мудрая девочка… — свекровь взяла её за руку. — Дай ему шанс.
Арина сдержалась. Она слушала, как Владик предлагает «внести половину, а остальное — потом». Как другие кивают, говорят про «семью», про «возможность».
Она встала.
— Знаете что? — голос её был тихим, но стальным. — У меня может быть хоть десять квартир. Но ни одна из них не для ваших нахлебников.
Свекровь побелела.
— Арина!
— Именно. Это мой труд. Моя ответственность. Моя свобода. И не вам решать, куда мне её девать.
В тот вечер Вадим кричал, что она разрушает семью. Что деньги ей важнее. Что она не умеет быть щедрой.
Арина не ответила. Она подошла к столу, взяла папку с документами, открыла её.
— Если будет ещё одно давление — всё идёт к юристу. Брачный договор. Всё имущество — только моё.
— Ты угрожаешь?
— Я предупреждаю.
Через месяц Владик оформил ипотеку. Вадим перестал обсуждать тему помощи. А семья мужа — отдалилась. Не сразу, но уверенно.
Арина осталась при своём — и с квартирами, и с собой.
Она сделала главное — не позволила чужим людям превратить свою жизнь в их решение жилищного вопроса.