— Я пришла к вам, борщ принесла, а дверь не открылась! Тащить всё обратно пришлось! Какой позор! Соседи наблюдали!
Вот до чего довела твоя жена! — кричала Лидия Васильевна, размахивая руками. — Выгнала меня! Родную мать! Я тебя тридцать лет растила, а она…
Сергей замер у входа в гостиную, окидывая взглядом изменённое пространство. Диван стоял теперь у окна. Журнальный столик оказался у противоположной стены. А на подоконнике — новые керамические горшки с геранями.
— Инн, ты перестановку устроила? — окликнул он из коридора.
Жена выглянула из-за холодильника. В её глазах читалась растерянность.
— Это всё твоя мама сделала, — тихо ответила она. — Пока нас не было дома.
Сергея сдавило внутри. Опять. Мать снова приходила без предупреждения. И снова всё переиначила по-своему.
Он вспомнил, как пару месяцев назад дал ей комплект запасных ключей — «на всякий случай, если вдруг что». Тогда идея казалась разумной. А сейчас…
— А цветы откуда? — спросил он, хотя ответ уже знал.
— Это тоже Лидия Васильевна принесла. Сказала, что у нас тут мрачно, как в склепе. — Инна вернулась к плите, но голос звучал отчётливо. — Ещё все кастрюли перемыла. И холодильник «в порядок» привела. По-своему.
«Привела в порядок» — Сергей отлично понимал, что это значит. Мать выкинула продукты, которые ей показались подозрительными, разложила остальное по своей системе и оставила записку с перечнем недостатков их быта.
Он прошёл на кухню. Инна стояла к нему спиной, нарезала помидоры. Движения были резкими, нервными.
— Оставила записку? — спросил он.
— На столе. Возле хлебницы.
Сергей развернул лист бумаги, исписанный размашистым материнским почерком:
«Серёженька, в вашем холодильнике творог был совсем не свежий — выкинула. Молоко тоже испорченное. Купите нормальные продукты, так питаться нельзя! Герани поставила — для уюта. Мама».
— Мы творог вчера взяли… — пробормотал Сергей. — Срок до субботы.
— А молоко я позавчера покупала. — Инна не оборачивалась. — Но твоей маме, конечно, лучше видно.
В её голосе звучала такая усталость, что Сергею стало не по себе. Он подошёл и положил ладони ей на плечи.
— Инн, ну не бери близко. Она же от доброты…
Инна резко обернулась. В её глазах блестело — то ли от слёз, то ли от ярости.
— От доброты? Серёжа, она вломилась в наш дом, передвинула мебель, выкинула наши продукты и даже в белье в шкафу полезла! Это и есть добро?
— Мама всегда была хозяйственная…
— Пусть хозяйничает у себя. А это — мой дом! Наш дом!
Сергей отшатнулся. Инна почти никогда не кричала. За все четыре года брака он видел её такой только однажды. Сейчас она с трудом сдерживала дрожь.
— Я с ней поговорю, — пообещал он.
— Уже было. — Инна усмехнулась без радости. — Помнишь, как в прошлый раз «поговорил»? Она даже не извинилась. Сказала, что я неблагодарная.
Он помнил. Мать действительно не поняла, в чём проблема.
«Я же стараюсь! — удивлялась она. — Убираю, готовлю. Это плохо разве?»
«Плохо, что ты не спрашиваешь», — хотел тогда сказать Сергей, но не решился. В итоге Лидия Васильевна расплакалась, принялась причитать о неблагодарных детях, и он, как всегда, её утешал.
— Может, забрать у неё ключи? — предложил он неуверенно.
Инна молча смотрела на него. Потом кивнула:
— Ладно. Завтра.
Но на следующий день, когда он осторожно заговорил о ключах, мать взорвалась.
— Что значит «отдать»? — воскликнула она. — Я мать! У меня должны быть ключи от дома моего сына!
— Мам, мы просто хотим, чтобы ты предупреждала, когда собираешься прийти…
— Предупреждать? — Лидия Васильевна всплеснула руками. — Теперь, значит, в гости к сыну надо записываться? Инна тебе мозги промыла!
Сергей взглянул на жену. Та сидела, молча сжав губы.
— Мне никто ничего не промывал, — устало произнёс он. — Просто…
— Я знаю, чего вы хотите! — перебила она. — Избавиться от меня! Чтобы не мешала вам тут строить свою идиллию! Только Инна, видимо, забыла, кто её вырастил и в люди вывел!
Разговор пошёл по знакомому сценарию: упрёки, слёзы, рассказы о материнских жертвах. Ключи так и остались у неё.
Две недели прошли на удивление спокойно. Лидия Васильевна появлялась реже и вроде бы меньше вмешивалась. Правда, продукты продолжала проверять — и заменять «правильными».
А потом наступил четверг.
Сергей вернулся домой около семи — Инны не было. Это удивило. Она всегда приходила раньше. На столе лежала записка:
«Ушла к Вере. Вернусь поздно. И.»
Он сразу позвонил.
— Инна, где ты? Что случилось?
— Ничего. — Голос звучал отстранённо. — Просто не хочу быть дома.
— Почему?
Пауза.
— Твоя мама «помогла» с ремонтом в ванной.
У Сергея похолодело в груди.
— Что она сделала?
— Сам посмотри.
Он бросился в ванную — и замер. Над раковиной висело новое зеркало в тяжёлой бронзовой раме. Полки передвинули. А на стене красовалась вышитая салфетка с надписью:
«Чистота — залог здоровья».
Он вернулся к телефону.
— Инна…
— Я устала, Серёжа. Очень устала. Это наш дом или её вторая квартира?
— Завтра поговорю с ней. Серьёзно.
— Не надо. Я сама всё решу.
Она отключилась.
Сергей не спал всю ночь, перебирая в уме возможные разговоры. Инна вернулась утром. Собралась на работу молча, даже не глядя в его сторону.
Вечером позвонила мать — взволнованная и злая:
— Серёжа, немедленно приезжай! Твоя жена с ума сошла!
— Что такое?
— Она замки сменила! Мои ключи не подходят!
Сердце у него ухнуло вниз.
— Когда?
— Сегодня! Я пришла, борщ принесла — а дверь заперта! С позором ушла, соседи всё видели!
— Я сейчас приеду.
До дома матери он доехал за полчаса. Она ждала его у порога — раскрасневшаяся, растрёпанная.
— Вот до чего она довела! — кричала она. — Выставила меня! Мать! Я тебя тридцать лет растила, а она…
— Мам, успокойся.
— Ничего я не успокоюсь! Ты должен выбрать: или она, или я! Я больше не позволю этой женщине диктовать мне условия!
Сергей опустился в кресло. Он знал: этот разговор должен был случиться. Пора.
— Мам, а ты подумала, почему Инна так поступила?
— Потому что она эгоистка! Не хочет, чтобы я помогала!
— А может, потому что она устала жить в доме, где главная не она, а ты?
Мать замолчала. Смотрела в упор.
— Мам, мы женаты четыре года. За всё это время ты ни разу не спросила, нужна ли нам твоя помощь. Ты просто приходила и делала, как считала нужным.
— Я ведь старалась…
— Но старалась для кого? Для нас или для себя?
Мать моргнула.
— Для вас… Наверное…
— Нет, мам. Для себя. Тебе было спокойнее, когда в холодильнике всё по правилам, мебель на своих местах, и салфетки на полках. Но нам это было не нужно.
Лидия Васильевна опустилась на диван.
— Значит, ты её сторону держишь?
Сергей глубоко вздохнул.
— Я на стороне своей жены. Инны. С той, с кем хочу прожить жизнь.
Мать заплакала — тихо, сдержанно.
— Я не хотела зла, — прошептала она. — Просто казалось, что вы ещё не справитесь сами…
— Мне тридцать один. Я взрослый. И у меня есть жена, которая умеет вести хозяйство не хуже тебя.
Мать долго молчала.
— А если я больше не буду приходить без звонка?
— Тогда мы дадим тебе новый комплект ключей. На экстренный случай.
— И ты не выгонишь меня?
— Мам, я тебя никогда не выгоню. Ты — моя мать. Но Инна — моя жена. И её мнение — важнее.
Слова прозвучали жёстко, но правдиво. Мать кивнула:
— Хорошо. Я поняла.
Сергей вернулся домой поздно. Инна сидела на кухне, с чашкой чая. Увидев его, напряглась.
— Ну?
— Мы поговорили. Она пообещала больше не приходить без приглашения.
— Ты ей веришь?
— Не знаю. Но я ей сказал главное — что ты моя жена. И твоё мнение для меня важнее.
Инна долго смотрела на него. Потом подошла и обняла.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что наконец выбрал.
Через месяц они вернули матери ключи. И действительно — Лидия Васильевна изменилась: теперь звонила заранее, спрашивала, можно ли зайти. Советы по дому не исчезли, но больше не навязывались.
Инна постепенно оттаяла. А Сергей понял: любить мать и жить по её указке — не одно и то же. И взрослая жизнь начинается с границ.