Гришенька носился по квартире, будто подожжённый клоп. Он выдёргивал ящики, заглядывал в душевую, даже распахнул шкаф, словно мать могла затеряться среди пуховиков.
— Маринка! — гаркнул он в сторону спальни. — Поднимайся! Беда!
Марина, помятая и сонная, выползла в коридор, щурясь на свет.
— Ты чего гремишь? Девять утра всего. Принёс деньги? Мне мастер по ногтям пишет, окно освободилось.
— Какой ещё мастер?! — Гриша метнул старую карту на стол. Пластик жалко звякнул. — На ней пусто!
— В каком смысле пусто? — Марина ожила мгновенно. — Может, ты пин неправильно ткнул, бестолочь?
— Я правильно ввёл! Три раза сверял! Пишет: «Недостаточно средств». Баланс: ноль. Историю запросил — ни одного поступления!
— Как это нет?! — Марина схватила телефон. — Сегодня же пятое! Может, задержали? Система зависла?
— Это у бабки мозги зависли! — Гриша налился багрянцем. — Её дома нет! Вещи стоят, а самой нет! Куда она делась?
Они встретились взглядами. В обоих плескался тот самый первобытный страх. Не о матери, разумеется. О деньгах. Ипотека, машина, Маринкины прихоти — всё держалось на регулярных пенсионных вливаниях, которые они давно считали своей зарплатой.
— Звони ей! — взвизгнула Марина. — Живо! Может, она всё каким аферистам сбагрила? Сейчас стариков на каждом углу разводят! Ну что за напасть, а не родня!
Гриша трясущимися пальцами ткнул вызов. Гудки тянулись длинные, злые.
Раз, другой, третий…
— Не отвечает! — прохрипел он. — Точно облапошили. Или в больницу слегла.
— Да хоть в морг, лишь бы деньги вернули! — сорвалось у Марины. — Гриш, нам платить нечем! У меня на карте три сотни до аванса!
На пятом вызове, когда Гриша уже готов был нестись в полицию писать заявление о пропаже (разумеется, денег, не матери), трубка ожила.
В динамике щёлкнуло, и вместо привычного ворчания или шарканья послышался тихий джаз. Звон чашки о блюдце. Гул голосов.
— Алло? — голос Татьяны Константиновны звучал так безмятежно и бодро, будто она вещала с южного курорта.
— Мам!? Ты где?! — заорал Гриша, включая громкую связь. — Что происходит?! Куда деньги делись?! Почему карта пустая?!
— Гришенька? — удивилась мать. — А чего ты орёшь? Что стряслось?
— Как что?! Мы у банкомата были! Там ноль! Куда пенсию сунула, старая ты…
Он проглотил конец фразы, поймав взгляд жены.
— Тихо! Вдруг она в банке, ещё спугнёшь, — прошипела Марина.
На том конце послышалось шелестящее движение и довольный выдох.
— Ох, девочки, какой здесь штрудель… просто сказка. Спасибо… Гришенька, спрашиваешь про деньги? Так они при мне.
— При тебе?! Ты сняла всё?! — у Гриши отлегло. — Господи… Ну и ладно. Где ты? В отделении? Не уходи никуда, я сейчас подъеду! Никому ничего не давай!
— Зачем мне отделение? — фыркнула Татьяна Константиновна. В этом смешке был такой яд, что хватило бы на роту. — Я в кафе. На променаде. Тут красиво, Гриш. Солнце, кофе настоящий, не та дрянь, что вы брали «по акции».
— Мама, у тебя крышу снесло? — Марина выхватила телефон у мужа. — Какое кафе? У нас платёж сегодня! Понимаете, что натворили? Живо домой и привезите деньги!
— Мариш? И ты ожила, — голос свекрови стал приторно-сахарным. — А я тут подумала: хватит мне на вас пахать. Написала заявление. Теперь пенсия идёт на мою новую карту. Личную.
— На какую личную? — Гриша посерел. — Мам, что ты делаешь? Нам же ипотеку…
— А вот это уже твоя забота, сынок, — отрезала Татьяна Константиновна. — У тебя руки есть? Есть. Ноги? На месте. Значит — вперёд. Подрабатывай, таскай, крутись. Меня это больше не касается.
— Вы не имеете права! — взвизгнула Марина. — Мы одна семья! Мы на детей копим!
— «Скидываться на продукты» на меня не надо, Марина, — отчеканила свекровь. — Я помню, как ты бурчала про крупу. И роллы тоже помню. Так что слушайте. Больше ни одной копейки вы не увидите. Я себе тоже «ипотеку» оформила.
— Какую ещё ипотеку?! — в унисон выдохнули они.
— Ипотеку на нормальную старость, которую вы у меня тянули годами, паразиты. Теперь я буду есть десерты, ходить в театр и покупать хорошие чулки. А вы — спина к спине. Учитесь жить по средствам.
— Мам, это предательство! — рявкнул Гриша, чувствуя, как почва уходит.
— Это не предательство. Это расчёт. Ничего личного. О, официант! Молодой человек, мне ещё «Наполеон», пожалуйста. И счёт. Да-да, я оплачу. У меня деньги водятся.
Гудки.
Гриша и Марина замерли посреди кухни. На столе лежала бесполезная пластиковая карта. В холодильнике — половинка кефира и забытая баночка старого майонеза.
— И что теперь? — глухо выдавил Гриша.
Марина открыла приложение банка, увидела свои «300 рублей» и швырнула телефон на диван.
Халява испарилась.
Хочешь — могу изменить стиль (讽刺ный, драматичный, короткий, подростковый, нейтральный) или поменять ещё что-то.

