Марина вообще никогда не придавала особого значения датам. Она легко забывала чужие дни рождения, путала годовщины, смеялась над тем, что календарь для неё — просто набор клеточек. Всё изменилось, когда она вышла замуж за Игоря.
Сначала дата её рождения казалась всего лишь приятным совпадением: середина лета, тёплая погода, длинный световой день — идеальное время для праздника. Друзья шутили, что «сама природа каждый год украшает ей праздник». Марина улыбалась, заказывала торты с яркими кремовыми цветами и думала только о том, с кем разделит этот день.
Со свекровью она познакомилась ещё до свадьбы. Вера Семёновна показалась ей строгой, но сдержанно доброжелательной: аккуратная причёска, ровная речь, ни одной лишней эмоции. В тот день всё прошло на удивление гладко, и Игорь облегчённо вздохнул:
— Видишь, я же говорил, мама нормальная. Просто закрытая.
Только одна деталь тогда слегка зацепила Марину. Когда за столом речь зашла о датах, Игорь невзначай упомянул день её рождения. Вера Семёновна как будто чуть напряглась, на секунду отодвинула взгляд и машинально сжала в пальцах край салфетки. Марина решила, что ей просто показалось.
Потом они поженились. Был шумный праздник, застолье, танцы до ночи. Вера Семёновна вела себя безупречно: поздравила, подарила аккуратно упакованную коробочку с украшением, произнесла короткий, но вполне тёплый тост. Ничто не предвещало, что один единственный день в году станет для всей семьи минным полем.
Марина задержалась у окна, наблюдая за воробьями, которые плескались в луже, и пыталась прогнать нарастающее беспокойство.
Завтра выпадал её день рождения — тридцать лет. Красивая круглая дата, которую хотелось провести рядом с самыми дорогими людьми.
Но сама мысль об этом дне отзывалась внутри не радостным предвкушением, а знакомым, давящим чувством вины.
Пять лет брака — и всё это время её день рождения омрачался одним и тем же: свекровь Вера Семёновна ни разу не появлялась на празднике.
В первый год Марина ещё не понимала причин, немного обижалась на свекровь, списывая её отсутствие на холодность или недовольство своей невесткой. Но вечером того дня муж Игорь тихо и грустно объяснил:
— Отец умер двадцать лет назад, как раз в твой день рождения.
С тех пор для Марины её собственный праздник превратился в день тихого траура для свекрови.
Она начала ощущать себя виноватой за свои радость и ожидание поздравлений, за торт со свечами.
А Вера Семёновна словно намеренно подливала масла в огонь, чтобы эта вина крепла. В прошлом году она набрала Марину с утра. Голос её звучал ровно, но от каждого слова будто жгло.
— С днём рождения, Марина. Желаю тебе здоровья. Ты только подумай, какая сегодня дата для меня. Двадцать лет, как я одна. В такую же погоду его хоронили. Солнце светило, птицы пели, а для меня всё кончилось…
Марина, торопливо лепеча слова благодарности, вдруг ощутила себя ужасной эгоисткой.
Однажды, за чаем, Вера Семёновна озвучила предложение, от которого у Марины перехватило дыхание.
— Знаешь, милая, — сказала она, перетирая между пальцами крошку печенья, — а ты не задумывалась… отпраздновать свой день в другое число? Ну, чуть пораньше или позже? Чтобы не было этого… разлада. В конце концов, дата — это всего лишь цифры. Мы могли бы собраться все вместе, без такого груза на душе…
Марина оцепенела. Сместить дату рождения? Словно это не день её появления на свет, а смена работы или покупка машины.
Она вопросительно перевела взгляд на Игоря, но тот уткнулся в чашку, избегая её глаз. В тот вечер у них вспыхнула ссора.
— Ты серьёзно считаешь, что я должна перенести свой день рождения только ради того, чтобы твоей маме было проще? — выкрикнула Марина, захлёбываясь обидой.
— Мариш, в этот день она сама не своя. Ты же видишь. Она не хочет тебя задеть, ей просто больно. Перенести дату — это ведь условность, для того, чтобы всем стало легче…
— Легче? Легче будет только ей! А я при чём? Я обязана притвориться, что родилась не в тот день, когда на самом деле родилась? Это же бред! — вспылила женщина.
Сейчас, глядя на улицу, Марина ясно представляла, что завтра всё пойдёт по знакомому сценарию. К ним заглянут гости, они сядут за стол: Игорь, их шестилетняя дочь Лена, несколько друзей.
Но Веры Семёновны не будет, и её отсутствие повиснет в воздухе напряжением. Накануне Игорь без особой надежды произнёс:
— Мама сказала, что не придёт. Извинилась, но… ты же понимаешь…
— Да, конечно, понимаю, — глухо ответила Марина, хотя в глубине души у неё уже ничего не укладывалось.
Она осознавала масштаб утраты свекрови и то, что смерть мужа — рана на всю жизнь. Но не могла принять, почему её собственный день рождения каждый год приносился в жертву этому горю.
Двадцать лет… Неужели этого срока недостаточно, чтобы научиться жить с болью, не заражая ею всех вокруг?
В этом году Марина решила не зацикливаться на поведении свекрови. День рождения выдался на удивление тёплым и ясным.
Она выбрала светлое платье, стараясь хоть немного поднять себе настроение. Лена, сияя, протянула ей открытку, нарисованную собственноручно.
К трём часам начали подтягиваться гости. Квартира наполнилась смехом, музыкой и ароматом угощений.
Однако Марина ловила себя на том, что то и дело вслушивается в звонок, хотя заранее знала, что тот, скорее всего, так и не прозвенит.
И вдруг раздался звук домофона. Все невольно притихли. Игорь удивлённо приподнял брови и пошёл к двери.
На пороге появилась Вера Семёновна. На ней было тёмное, строгое платье. В руках она сжимала небольшой букет гладиолусов. Лицо казалось бледным и напряжённым.
— Мам? — растерянно выдохнул Игорь.
— Я ненадолго. Хотела поздравить, — тихо произнесла она, перешагнув порог.
В гостиной воцарилось неловкое молчание. Все были в курсе её истории и понимали, почему свекровь обычно отсутствует на дне рождения невестки. Вера Семёновна неспешно подошла к Марине и протянула цветы:
— С днём рождения. Пусть у тебя и у Леночки всё будет хорошо.
— Спасибо, Вера Семёновна, — Марина приняла букет, ощущая, как от неожиданности и смешанных чувств ноги становятся ватными.
Свекровь прошла в комнату и устроилась на краешке стула, будто собиралась вот-вот подняться и уйти.
От торта и вина она отказалась, ограничившись чашкой чая. Её присутствие словно сковало всех.
Шутки стихли, разговоры стали осторожными и приглушёнными. Само её молчание звучало громче любой речи. Лена, не уловив общей напряжённости, подбежала к бабушке.
— Бабушка, а ты почему не хочешь торт? Он очень вкусный! Маме сегодня тридцать лет! Это много?
Вера Семёновна вздрогнула и посмотрела на внучку. В её взгляде мелькнула острая боль.
— Много, солнышко. В твоём возрасте это кажется целой жизнью… Тридцать лет… В тридцать твой дед Сергей уже защитил кандидатскую. Мы как раз дачу купили. Он обожал копаться в земле…
Повисла тяжёлая пауза. Гости уткнулись в тарелки, а Игорь нервно сглотнул, не зная, что сказать.
— Мам, давай не сейчас, хорошо? — осторожно попросил он.
— Почему «не сейчас»? — голос Веры Семёновны дрогнул, и в нём впервые прорезались надрывные нотки. — Все радуются, смеются. А я обязана сидеть и молчать? Делать вид, будто забыла, какой сегодня день? Будто в этот день двадцать лет назад мир для меня не рухнул?
Марина почувствовала, как по щекам покатились горячие слёзы. То была не жалость, а глухая, годами копившаяся обида и усталость.
— Вера Семёновна, — её голос дрожал, но она заставила себя продолжить. — Я… я даже представить не могу, как это — потерять любимого человека. Мне искренне жаль, что вам пришлось через такое пройти. Но… сегодня и мой день тоже. В этот день я появилась на свет. Я жива. И хочу радоваться своей жизни. Простите, но я не виновата в том, что так совпало…
После её слов в комнате стало так тихо, что был слышен шум машин за окном. Вера Семёновна посмотрела на неё широко раскрытыми глазами, словно увидела Марину по-новому.
— Ты не виновата? — медленно переспросила она. — А кто тогда? Жизнь? Судьба? Ты устраиваешь праздник, пока я каждый год в этот день иду на кладбище. Ты задуваешь свечи и загадываешь желания, а я вспоминаю его последний взгляд. И вы все, — она скользнула взглядом по гостям, — вы все тут веселитесь, будто его и не было никогда…
— Мама, хватит! — Игорь резко поднялся из-за стола. Лицо его вспыхнуло. — Папа бы этого не одобрил, он бы сам так не стал делать! Он любил жизнь! А ты… ты двадцать лет подряд хоронишь не только его, но и себя, и нас рядом с собой! Марина права. Она ни при чём. Её день рождения — это праздник. А ты превратила его в семейный траур!
Вера Семёновна совсем побелела. Она посмотрела на сына так, будто он нанёс ей удар.
— Ты… ты так говоришь о собственном отце?
— Я говорю о тебе, мама! Я прекрасно помню папу. Помню, как он умел шутить, как обожал лето, как носился с нами по двору. А ты удержала только момент его смерти. Ты ожидаешь, что мы все будем скорбеть вместе с тобой, но жизнь идёт дальше. Взгляни на Лену! Неужели она должна чувствовать вину за то, что её мама родилась в “неподходящий” день?
По щекам Веры Семёновны бесшумно потекли слёзы. Она медленно поднялась.
— Понятно. Я здесь лишняя. Мешаю вашему… празднику жизни.
Она направилась к двери. Марина посмотрела на её сгорбленную спину, седые волосы, дрожащие плечи, и вдруг ощутила, как злость и обида отступают.
— Вера Семёновна, подождите, — мягко окликнула её невестка.
Свекровь остановилась, но оборачиваться не стала.
— Останьтесь, пожалуйста. Не уходите. Давайте… попробуем прожить этот день вместе. Не как веселье наперекор вашему горю. А просто… как обычный день, в котором есть место и моему рождению, и его памяти. Ваш муж был хорошим человеком, я это чувствую по вашим редким историям и по Игорю. Давайте вспомним о нём вместе.
Вера Семёновна наконец повернулась. В её взгляде читались растерянность и какое-то детское недоумение.
Она перевела глаза с Марины на Игоря, потом на Лену, которая, напуганная, прижалась к отцу.
— Как? — едва слышно спросила она.
— Я не знаю, — откровенно призналась Марина. — Но мы можем хотя бы попытаться. Вы можете рассказать Лене о нём. Не о том, как он ушёл, а о том, каким он был.
Игорь подошёл к матери и бережно обнял её за плечи. Вера Семёновна не стала сопротивляться и позволила сыну вернуть её к столу.
Она снова села, и Игорь налил ей немного воды в бокал. Лена, немного успокоившись, принесла бабушке кусочек торта.
— Бабушка, вот, попробуй. Это самый вкусный кусок, с розочкой!
Вера Семёновна взяла тарелку. Руки всё ещё заметно дрожали. Она посмотрела на торт, затем подняла глаза на внучку.
— Твой дедушка… — голос снова предательски сорвался, но она пересилила себя. — Твой дедушка очень любил клубнику. Мы всегда первый урожай с дачи выкладывали ему на торт.
— А он был добрый? — Лена с интересом заглянула ей в лицо.
— Очень. И озорной. Он мог… мог ходить на руках, чтобы нас с папой рассмешить…
Вера Семёновна просидела ещё около часа. Она не смеялась, не участвовала в общих шутках, но она всё это время оставалась рядом.
Она пила чай и ела торт. А когда собиралась уходить, неожиданно обняла Марину.
— Спасибо, — негромко прошептала она. — И… прости меня.
После её ухода праздник продолжился, но атмосфера в доме стала легче, свободнее.
— Спасибо тебе. За то, что нашла силы всё это сказать. Я… я сам не понимал, как с этим обходиться, — Игорь крепко сжал руку жены.
— Я тоже не понимала, — честно отозвалась Марина. — Но поняла одно. Мы не в силах убрать её боль, но можем не позволить ей управлять нашей жизнью. И, возможно, шаг за шагом, сможем помочь ей научиться жить с этой болью по-другому.