— Вы мне всю жизнь искалечили! Из-за вас надо мной постоянно издевались. Теперь я требую возмещения!
— Ну и запросы! — воскликнул Сергей Николаевич. — Марина! Кого же мы с тобой вырастили?
Марина Викторовна не произнесла ни слова, лишь тихо всхлипывала. Услышать подобное от единственного сына было невыносимо тяжело и горько.
— В чём-то он не ошибается, — произнесла она мужу, когда сын покинул дом.
— Даже не смей об этом думать! — возмутился Сергей Николаевич до глубины души.
— Но ведь поддержать мы его могли бы… Всё-таки наш родной мальчишка…
— Ты слышала, о какой сумме речь?! Это же все наши зарплаты! А мы чем будем жить? Нам что, воздухом питаться? Ему ничего не важно, лишь бы требовать! Вот кого мы вырастили, мать…
— А я всё же считаю, что он не совсем неправ… — вздыхала Марина Викторовна. Даже на работе её терзали мысли о конфликте. Чувство вины не отпускало, и она не могла хранить его в себе.
Она поделилась переживаниями с молодой сотрудницей — Катей, недавно устроившейся в их лабораторию.
— Мы действительно виноваты перед ним, — произнесла Марина Викторовна, доставая из шкафа длинную пипетку. Она собиралась заняться анализом, но после вчерашней сцены работа не шла.
Катя сидела за столом, заносила цифры в таблицу, что-то подсчитывала на калькуляторе. Закончив, она оживлённо сказала:
— Всё получилось, Марина Викторовна! Спасибо вам за подсказки.
Катя трудилась в лаборатории всего месяц, и наставница помогала ей осваиваться, делилась опытом. Девушка была благодарна за заботу, а сегодня с жалостью наблюдала за женщиной: глаза у неё были опухшие, лицо усталое.
— Что у вас произошло? — спросила Катя. — Кому вы себя обязанной чувствуете?
— Сыну, Кириллу.
— Сыну?
— Придётся рассказать всё с начала, иначе не поймёшь… — тяжело вздохнула Марина Викторовна и положила пипетку в сторону. — Кирюшку я родила в 1991 году. Мы с мужем тогда были счастливы: и работа имелась, и жильё, и любовь… Ребёнок был долгожданным. Но времена резко переменились. Завод, где мы трудились, развалился, мы едва держались на плаву. Хорошо хоть квартиру успели получить.
Мы хватались за любую подработку. Сергей и вахтами мотался, и траншеи копал, и на складе грузчиком стоял, пока спину не сорвал. Потом устроился диспетчером по лифтам. Я тоже не чуралась никакой работы: и полы мыла, и официанткой бегала, и на рынке торговала. Мальчишку старались беречь — часто отправляли к бабушкам в деревню. Там он жил припеваючи: клубнику ел, малину рвал, пирожки уплетал. Родные его баловали.
— Нас звали в деревню жить, но мы отказывались, — продолжала Марина Викторовна. — Работы там не было. А сыну нравилось, его там холили. Мы жили не лучше и не хуже других: одежду я сама шила, технику доставали по знакомству, ремонт делали своими руками.
Она на мгновение улыбнулась воспоминаниям.
— Но Кирилл не любил мои переделки. Подростком стал — фирменные ярлыки ему подавай. Чтобы видно было, что покупное, иначе друзья насмешат. Я даже бирки отпарывала от старых вещей и пришивала к новым. Хотелось, чтобы он не чувствовал себя хуже других…
— Вы находчиво придумали! — улыбнулась Катя.
— Только Кирилл всё равно обижался. Просил то плеер, то магнитофон. Купим — не тот. Всё сравнивал с другими детьми. Особенно с другом, чей отец летал за границу и привозил полные сумки вещей. Вот сын и стеснялся нас, называл неудачниками…
Со временем мне удалось устроиться по специальности химиком. Потом и мужа перетащила на завод. Стали жить лучше, всё сыну старались покупать. Но когда настало время поступать в вуз, он выбрал направление, куда прошёл только на платное. Мы уговаривали выбрать другое, а он стоял на своём. Поругались сильно. Он решил, что мы просто жадные.
Марина Викторовна вытерла слёзы. За окном люди направлялись в заводскую столовую, а она продолжала говорить:
— Сказал нам, что мы ему всю жизнь исковеркали, что бедным рожать детей нельзя. Так обозвал нас нищими!
Сергей Николаевич тогда не выдержал, собрал вещи сына и выставил за дверь. Кирилл хлопнул дверью и ушёл.
— Уходя, он ещё бросил, что имя у него дурацкое, что в школе над ним смеялись из-за рассказа «Кирюшка».
— Да над каждым ребёнком можно подшутить! — удивилась Катя. — Глупо на это сердиться.
— Вот и я так думаю… Но четыре года он с нами не общался. Только с моей матерью связывался, она помогла ему деньгами. Потом он устроился разнорабочим, девушку себе нашёл.
Позже он позвонил, поздравил нас с праздниками. Постепенно мы начали общаться. Я радовалась, что лед тронулся.
И вот вчера он заявил: собирается жениться и брать ипотеку. И потребовал, чтобы мы с мужем выплачивали её как компенсацию за все его беды.
Сергей Николаевич опешил. Я побежала за лекарством, а они кричали друг на друга. Потом Кирилл сообщил, что его невеста ждёт ребёнка. И пригрозил: если мы не согласимся, то никогда не увидим внука. У мужа давление под двести поднялось, скорую вызывала…
Катя смотрела на Марину Викторовну с жалостью. Как у такой доброй женщины вырос такой сын?
— Но ведь отчасти он прав… — продолжала та. — У него и правда не было детства. Я рано вышла на работу, он всё время у бабушек, мы питались кое-как, деликатесов не видал. Новых вещей почти не покупали, море не видел… Учёбу оплатить не смогли, жильё не дали. Вся жизнь у него не задалась из-за нас…
— Нет же! — горячо воскликнула Катя. — Столько достойных людей выросло в куда более тяжёлых условиях, и это не помешало им стать хорошими!
Марина Викторовна молчала, хотя слова девушки тронули её.
— Сами купим жильё! Зачем ты унижался перед ними? — сказала Алина Кириллу. — Не повезло тебе с родителями. Но их ведь не выбирают.
— Да, — задумчиво произнёс Кирилл. — Я думал, они поймут и поддержат, а у них вечно ничего нет. Нищие, что с них взять.
— А мы будем трудиться и всего добьёмся! — заверила его Алина. — Наш ребёнок ни в чём не будет нуждаться.
— Да… — пробормотал Кирилл. — Я сделаю для него всё, чего сам был лишён.
Спустя годы Кирилл понял, что жизнь устроена куда сложнее. Сын, которого они с Алиной вырастили, оказался очень избалованным. Ему покупали всё, что он желал, но ему всё было мало.
Кирилл пытался вразумить его, объяснял, что у него золотое детство, не такое, как у него самого. Но мальчик повторял те же обидные слова, что когда-то говорил Кирилл своим родителям, и плакал в своей комнате, оставляя отца и мать ломать голову: «Что же мы сделали не так?»