Только не тащи свою маму к нам, — попросила Марина.

— Я не люблю её, Марин, — тихо произнёс он. — Страшно, но я ничего к ней не ощущаю. Только… злосmь.

— А если… — пробормотал Кирилл. — Если перевезти её сюда?

— Куда именно, Кир? — Марина провела рукой по их шестидесятиметровой «трешке». — В комнату к Игору и Лизе?
Немощную женщину с тазами, пролежнями и стонами? Ты готов, чтобы дети это наблюдали? Чтобы они этим дышали?

В семье из четверых все уже готовились ко сну.

Марина вытирала со стола липкое пятно от сока, одновременно ногой отталкивая пожарную машину, оставленную пятигодовалым Игорем на проходе.

В ванной журчала вода — Кирилл мыл двухлетнюю Лизоньку.

Сквозь шум доносился его нарочито грозный смех и визг девочки.

Марина невольно улыбнулась — напряжение отпустило. Хороший, спокойный вечер.
Именно такие минуты она особенно ценила: ипотека платится, отпускной счет растёт, холодильник полон, все живы и здоровы.

Телефон завибрировал на подоконнике и медленно сдвинулся — звонил неизвестный номер.

Марина нахмурилась.

Очередная реклама? Или «служба безопасности банка»?

Она хотела сбросить, но палец сам нажал зелёную кнопку.

— Да?

— Маришенька? — дрожащий голос. — Мариночка, это тётя Вера. Соседка Нины… Из Рождеевки.

У Марины внутри всё сжалось. Рождеевка — деревня свекрови. Место, которое они с Кириллом вычеркнули из жизни два года назад.

Я сказал, что квартира будет принадлежать Саше, значит так и будет. Уже всё решено, — mвердо сказал отец Читайте также: Я сказал, что квартира будет принадлежать Саше, значит так и будет. Уже всё решено, — mвердо сказал отец

— Добрый вечер, тётя Вера, — сухо сказала она, понижая голос. — Как вы нашли мой номер?

— Так я в тетрадке у Нинки увидела… Она же сама… Ох, господи… — женщина всхлипнула. — Марина, беда… Нина попала в аварию.

Марина застыла с тряпкой в руке.

— Что значит — попала?

— На трассе. Поехала в город, не знаю зачем, в темноте-то… Вылетела на встречку. Лобовое столкновение.
Люди в другой машине живы — подушки спасли. А Нинка…

Машина сгорела, доченька. Насквозь. Документы тоже. Её вытащили, но там… там страшно.
Она в районной больнице, в реанимации.

В ванной стихла вода. Кирилл вышел с завернутой в полотенце Лизой. Улыбался, что-то рассказывал, но, увидев лицо жены, замолчал.

— Марин? Что происходит?

Марина прижала телефон к груди.

— Тётя Вера, я поняла. Мы… мы что-нибудь решим. Спасибо, что сообщили.

Она отключила звонок и посмотрела на мужа.

— Кирилл, усади Лизу. Нужно поговорить.


Они сидели на кухне. Дети уснули быстрее обычного — почувствовали по лицам родителей неладное.

«Не могу больше здесь оставаться» — Игорь Николаев эмигpирует Читайте также: «Не могу больше здесь оставаться» — Игорь Николаев эмигpирует

Кирилл сцепил руки.

— Значит, жива, — глухо произнёс он, глядя в темноту за окном.

— В очень тяжёлом состоянии, но стабильном, — Марина крутила телефон в пальцах. — Бедро… там всё раздроблено. Рёбра, шея. Будут оперировать, но…

— Но что?

— Врач сказал прямо: она будет лежачей. Минимум полгода. А скорее — дольше.

Кирилл дёрнул щекой.

— Машина полностью выгорела?

— Да. Документы — тоже. Тётя Вера не понимает, как Нина оказалась на встречке. Может, потеряла сознание. Может, отвлеклась.

Кирилл резко встал, прошёлся по тесной кухне — два шага туда, два обратно.

— Два года, — произнёс он в пустоту. — Два года мы жили спокойно. Только начали жить по-человечески — без её звонков, без грязи, без издёвок…

Как она тебя гнобила? Как квартиру требовала переписать?
Как Игоря обзывала, утверждала, что он «не от меня»?

Марина подошла к нему, грустно улыбнулась:

— Кир, кто старое помянет… Нам нужно решить, что делать. Врач ждёт ответа.

— Дай мне свою новую шубу и сапожки, — заявила свекровь, приехав пожить к невестке Читайте также: — Дай мне свою новую шубу и сапожки, — заявила свекровь, приехав пожить к невестке

Через день её переведут из реанимации в травматологию. Уход нужен постоянно.

Кирилл поднял глаза.

— Какой уход, Марин? Ты предлагаешь мне бросить работу? Или тебе уйти?
Мы только выбрались. У нас планы. Машину хотели менять, детям кружки оплачиваем.

— Есть вариант с сиделкой, — осторожно сказала Марина.

— Ты стоимость видела? — перебил он. — Круглосуточная — от шестидесяти. Плюс лекарства, питание, расходники. Это почти вся зарплата одного из нас.

— Я знаю.

— А жить мы на что будем? Опять гречку без масла? Ради кого? Ради человека, который меня сбросил к бабке, пока самa устраивала романы?
Который ни разу детей не поздравил? Который тебя, беременную, выставлял под ливень?

В его голосе звучала детская, вытерпленная годами обида.

— Кир, она беспомощна. Она даже повернуться не сможет.

— И что?! — сорвался он. — Это её итог жизни, Марина! Почему платить должны мы? Почему за счёт наших детей?

— Потому что если мы ничего не сделаем — ты сам себя разрушишь.

Он замолчал.

— Я не люблю её, Марин, — тихо произнёс он. — Страшно, но я ничего к ней не ощущаю. Только… злость.

Чтобы позволить людям делать с ней все, что они хотят, она замерла на 6 часов Читайте также: Чтобы позволить людям делать с ней все, что они хотят, она замерла на 6 часов

— Я знаю. Я тоже её не люблю. Но…

— Тогда почему?

— Потому что мы люди. И нам потом с этим жить.

Кирилл провёл рукой по лицу.

— Ладно. Считаем. Что у нас есть?

— На машину — триста. На отпуск — двести.

— Пятьсот… — Он покачал головой. — Операцию сделают по ОМС, но пластины — нет. Лекарства — нет. Сиделка…

Он посчитал в телефоне.

— Если брать сиделку — две-три тысячи в сутки. Это под сотню в месяц. За полгода — шестьсот.
Марин… Это всё. Даже больше.

Она молчала. Цифры давили.

— А если… — начал он. — Если забрать её сюда?

— Куда, Кир? — Марина обвела рукой квартиру. — К детям?
Лежачую женщину с криками по ночам? Ты хочешь, чтобы дети это впитывали?

Без намека на одежду: 44-летняя Гусева опубликовала новые снимки Читайте также: Без намека на одежду: 44-летняя Гусева опубликовала новые снимки

— Нет.

— В нашу спальню? А сами — на кухню? А работать ты когда будешь? Она будет требовать внимания ежеминутно.
Она же умеет мучить людей словом. Она нас разрушит. Мы разойдёмся в первый месяц. Я не выдержу.

Кирилл опустил голову. Он знал: жена права.

— Значит, вариантов нет, — выдохнул он. — Либо деньги, либо… либо отдать её соцзащите?

— Интернат, — подсказала Марина. — Для лежачих.

— Ты была там? — он поморщился. — Это хоспис. Она там за пару месяцев уйдёт.

— Зато почти бесплатно.

Он снова начал ходить.

— Я… не могу, — наконец сказал он. — Я её ненавижу, но отправить туда — не смогу.
Я себя уважать перестану.

Марина выдохнула.

— Хорошо. Тогда слушай.

Она взяла блокнот.

— Мы не будем тратить всё. Найдём сиделку частную, дешевле. Договоримся на сорок-пятьдесят.
Без ресторанов и покупок — выживем.
Машину… отложим.
Подушка пойдёт на лекарства.

Больше Кирилл не говорит своей жене, что хочет на ужин Читайте также: Больше Кирилл не говорит своей жене, что хочет на ужин

Кирилл смотрел на жену с благодарностью.

— А когда её выпишут? Куда вести?

— Снимать ей квартиру. Самую дешёвую, но с удобствами. И туда — сиделку.

— Это ещё двадцать тысяч…

— Да.

— Мы год-два будем работать на неё. И она может так и не встать.

— Кирилл, — Марина положила ручку. — Главное — она не будет жить с нами.
Мы сохраним семью. Дистанцию мы покупаем деньгами.
Это честно.

Он долго молчал.

— Покупаем спокойствие…

— Именно. Мы обеспечим ей хороший уход. Продукты привозить будем. Раз в две недели — контроль.
Но жить — будем сами.

Кирилл обнял её.


Так и сделали.
Первая встреча прошла тяжело: мать обвинила сына во всём. Марине тоже досталось.

Нашли сиделку. Купили всё, что требовали врачи. Супруги ищут ей дешевую квартиру, терпят ежедневные упрёки по телефону.
Терпят — потому что иначе не могут.
Они ведь — не звери.

Сторифокс