Дарья вышла из подъезда, перехватив тяжёлую сумку одной рукой, а другой — держа мешок со шпатлёвкой. У машины, как ни в чём не бывало, сидел Тимофей, лениво пролистывая ленту на телефоне.
— Ты вообще собирался помочь? — спросила она, закрыв багажник с коротким упрёком, без злости.
Тимофей пожал плечами:
— Ты же сама говорила, что справишься.
— Я про всё в целом, не про груз. Кто рабочим звонил? Кто кафель выбирал? А кто отмахивался — «мне всё равно, сама реши»?
Он молча завёл двигатель. Дарья отвернулась к окну, глядя в чужие дворы.
Им обоим было чуть за тридцать. Дарья работала снабженцем в торговой компании, тянула и работу, и дом. Тимофей трудился удалённо в сфере IT, и коллеги Дарьи за глаза называли его «муж-невидимка в шортах».
Квартира, где они жили, осталась Тимофею от бабушки. Старенькая двушка с облупленными стенами и мебелью времён VHS. Но «своя». Только оформлена полностью на него. Брак — гражданский, без бумаг. Когда-то она спрашивала, не пора ли расписаться, а он хмыкнул: «Зачем портить то, что и так работает?»
Дарья не выдержала спустя три года и затеяла ремонт. Ей нужен был уют, новая кухня без рассыпающегося ящика, стены без плесени. Она сама искала мастеров, каталась по рынкам и салонам, сравнивала краны и смесители. Все накопления ушли на стройку. Отпуск, подарки, «на чёрный день» — всё растворилось в счетах.
Тимофей, как всегда, отмахивался:
— Ты в этом больше понимаешь. А мне что — всё равно.
— Нет, тебе просто неважно, — говорила она, но он только качал головой.
— Мама обрадуется, когда всё увидит, — вяло добавлял он.
Переезжать на время ремонта было некуда. Аренда — дорого, ремонт и так душит. Он предложил:
— У мамы свободно, она будет рада. Чего платить чужим, если можно своим?
Их встречала Инна Григорьевна — с кислыми щами, старыми коврами и своим порядком. Тапки ей выдали «временные». Посуда — та же история.
— Дашенька, не влюбляйся в мою кухню, — усмехалась Инна Григорьевна. — Всё равно ведь квартира Тимофейкина, так, пожили — и хватит.
Когда они заехали взглянуть на стройку, с ними увязалась невестка Инны — Олеся. С детьми. Пыль, крики, мяч по паркету — как по команде. Инна тоже пришла — придирчиво щёлкала выключателями, заглядывала в щели, касалась новых ручек:
— Ну, как для себя делаешь, Даш. Только плитка светлая — это ж надолго? Мастера нынче берут втридорога, а клеят как попало. Ну, ничего, нормально.
Дарья молчала, а Тимофей после визита сказал:
— Ты всё решаешь одна. Даже не советуешься. Мама замечает.
Она и это проглотила.
Когда ремонт закончился и они вернулись, Инна Григорьевна появилась с сумками.
— На недельку приютите? Ванную ломают, унитаз менять надо. Я тихо, сварю борщик, не помешаю.
Тимофей только кивнул:
— Мама, чувствуй себя как дома.
Через два дня появилась новая вешалка. Потом — покрывало. Потом — коробки для каш и супов.
Дарья устала:
— Почему всё заполняется вашими вещами? Почему никто не спрашивает?
Инна отмахивалась:
— Не драматизируй. Я же родная, не чужая.
Позже Дарья услышала, как Инна обсуждает с подругой, что в эту квартиру можно бы переселить Пашку — второго сына — с женой и детьми. А Дарья с Тимофеем пусть у неё поживут.
Паша позже сам сказал:
— Тебе повезло, не замужем, живёшь в ремонте за счёт мужчины. А что? По закону — ты тут никто.
И в Дарье что-то щёлкнуло.
В ту же ночь она села и сосчитала всё: сколько вложено, сколько куплено, на кого оформлено. Машина, техника, мебель. Всё. Она молчала утром, молчала вечером. А потом села за стол и сказала:
— Я ухожу. Если хотите — верните мои деньги. Если нет — я забираю то, что могу, и ухожу. Без истерик.
Инна вспыхнула:
— Забыла, сколько Тимофей для тебя сделал? Ты три года тут сидела, ела, спала, а теперь на цифры смотришь?
Дарья спокойно убрала папку в сумку:
— Вот и всё, разговор окончен.
На рассвете она вышла в новый день. И не оглянулась.
Прошло две недели.
Дарья открыла балконную дверь, впустив в комнату утренний ветер. Внизу скрипели качели, за домом звенели школьные звонки — начался сентябрь. Новая квартира была простой: однокомнатная, с пустыми стенами, скрипучим полом и видом на двор, где играли дети. Но здесь всё было по-другому — всё по её правилам.
Никто не говорил, куда поставить кружку. Никто не упрекал за вытянутую простынь или выключенный свет. Она впервые за долгое время жила в тишине — и эта тишина была доброй, тёплой. Как шерстяной плед, в который хочется завернуться.
Дарья поставила чайник, разложила на столе документы. Завтра — первый день на новой работе. Новая должность, новые задачи. Вечером она позвонила Ольге:
— Я встала на ноги. По-настоящему.
— Я в тебе и не сомневалась, — ответила та. — Главное — не возвращайся туда, где тебя не слышат.
Дарья улыбнулась. На экране снова всплыло сообщение от Тимофея: «Если передумаешь — пиши». Без точки. Как всегда.
Она стёрла его, не читая до конца.
На подоконнике цвёл новый фикус — подарок от соседки. На стене висела пробковая доска, где Дарья приколола маленькую записку: «Ты здесь — потому что выбрала себя». И она выбрала. Без скандала, без войны. Просто ушла.
Иногда нужно уйти не потому, что тебя выгнали, а потому что ты перестала влезать в роль, которая тебе больше не подходит.
Дарья отпила глоток чая. За окном мимо пронеслась пара подростков, кто-то смеялся. Мир жил своей жизнью. И она — тоже.
Теперь всё было иначе.
И всё — только её.