— Ну и что ты тут размечталась? — голос свекрови, Надежды Петровны, прорезал утреннюю тишину, словно лезвие. — Дом, значит, себе хочешь? Нашей землицей разжиться? Смотри, не подавись!
Она стояла посреди кухни, скрестив на груди руки, и презрительно оглядывала мои новые шторы, которые я только вчера повесила. Шторы, которые, по моему наивному мнению, должны были добавить уюта в наш дом. Но Надежда Петровна уже примерила их к своему дому, который муж строил на её участке.
Мой муж, Александр, в это время сидел за столом, ковыряя вилкой остатки яичницы. Он, как всегда, делал вид, что весь этот конфликт его совершенно не касается. Ни тебе «мама, прекрати», ни «Оля, успокойся». Просто тихонько жевал, глядя в тарелку, словно там можно было найти ответы на все семейные проблемы. Его постоянные: «Ну, мама же не чужая, Оля, ну что ты начинаешь?» Надоели.
Ага, размечталась, Надежда Петровна. Размечталась о своем угле, о своем праве решать, где будут висеть шторы, и куда будут вложены мои деньги. Что ж, раз мечты такие недосягаемые, придется их брать не мечтами, а чем-то более… осязаемым. И шторы эти, кстати, скоро пригодятся. Для другого дома. Моего.
Мы жили в съемной двушке на окраине уже семь лет. Сначала, когда родилась старшая дочка, Кира, было еще ничего. Но потом, когда появился Артем, двушка стала совсем тесной. Александр загорелся идеей дома. Своя земля, свежий воздух для детей, никаких соседей сверху. Звучало как сказка. Только вот сказка эта имела один нюанс: земля принадлежала Надежде Петровне. Небольшой участок в пригороде, доставшийся ей от бабушки. Заросший, неухоженный, но, по словам свекрови, «золотой».
— Мы построимся быстро, Олечка, — убеждал меня Александр, когда мы только обсуждали эту идею. — Мама говорит, отдаст нам, как только дом закончим. Ну, почти отдаст. Перепишет на меня.
Я тогда еще наивно спросила: «А на нас обоих? Чтобы и детям наследство было, и мы были защищены?» Александр отмахнулся: «Мама – она не чужая. Что ты, как неродная? Она же добрая у меня». Добрая. Это уже тогда звенело в моей голове тревожным колокольчиком, но я отгоняла плохие мысли. Мечта о своем доме была слишком сильна.
И вот уже год мы строим. Мои деньги уходили на фундамент, потом на стены, потом на крышу. Каждая моя зарплата, премия, все сбережения – все в эту чертову стройку. Я даже перестала покупать себе что-то новое. Дети – да, им покупалось все лучшее, но сама я ходила в одних и тех же джинсах, пока они не протерлись на коленях. Александр же продолжал жить в своем обычном ритме: друзья, рыбалка, иногда новая удочка.
— Оля, ну ты чего? На дом же копим! — говорил он, когда я пыталась намекнуть на несправедливость. — Это для нашей семьи!
Но чья это «наша» семья, когда земля чужая? И дом, выходит, чужой? Я видела, как Надежда Петровна приезжала на участок, хозяйственно обходила будущие стены, давала указания строителям, даже не спрашивая нашего мнения. А Александр кивал. Всегда кивал. «Мама лучше знает, Оля. У неё опыт». Какой, к черту, опыт? Опыт манипуляций и умения вить веревки из своего сыночки?
Я пыталась поговорить с ней. Спокойно, без истерик. За чашкой чая, когда дети спали.
— Надежда Петровна, а как насчет оформления участка? — начала я издалека. — Ну, чтобы мы точно знали…
— А что знать-то? — она прищурилась, отпивая чай. — Моя земля. Моя. Вам разрешаю жить. А вы мне за это домик построите. Красота! И наследникам вашим будет где жить. Только не им же я его отдам, а Саше. Мой ведь сын.
Вот оно. Не твой сын. Эти слова резанули по сердцу. Мой, мой сын! Он же наш. Для неё я прицеп. Тогда я поняла, что уговоры бессмысленны. Стены этого дома, которые росли на наших глазах, стали для меня стенами моей личной тюрьмы. Куда я добровольно несла свои деньги. Без юридического оформления дом, построенный на чужом участке, не будет нашей собственностью. В лучшем случае, при разрыве, я смогу требовать возмещения вложенных средств, но не сам дом. А в худшем – свекровка просто потребует снести его или заберет себе.
Однажды, когда Александр в очередной раз вернулся с рыбалки, я попыталась снова. Уже не слезами, а логикой.
— Саша, ну пойми. У нас двое детей. Кира, Артем. Они растут. Если что-то случится… Если вдруг, не дай бог, с тобой что-то, что будет с нами? Мы останемся без ничего. Этот дом на маминой земле. Он её собственность.
— Да что ты заладила, Оля! — швырнул удочку в угол. — Мама никогда не обманет! Она же не зверь какой-то! Тебе вечно надо что-то оформлять, бумажки эти. Документы… Как будто мы с тобой чужие!
— Мы не чужие, Саша! Но дети — наши. И я хочу им оставить наследство! Свою землю, свой дом! А не жить на птичьих правах, пока мама добрая!
— Ну, так купим, когда я денег заработаю! — фыркнул он. — Или ты думаешь, я один тянуть должен? Твоя зарплата куда уходит, спрашивается?
Моя зарплата уходила в этот дом. В этот дом, который никогда не станет нашим. Я смотрела на него, и видела перед собой не мужчину, которого любила, а упрямого ребенка. Отчаяние сжимало горло. Мне казалось, я задыхаюсь.
Той ночью я не спала. Лежала и смотрела в потолок. Шум проезжающих машин, редкие голоса на улице — все это казалось таким далеким и неважным. В голове крутилась одна мысль: что делать?
Кира и Артем спали в соседней комнате. Мои дети. Их будущее. Неужели я позволю им расти с осознанием, что их дом — чужой? Что их мать была такой дурой, что вложила все в пустоту? Я не могла этого допустить.
На следующий день я начала действовать. Тихо, без лишних слов, чтобы не будоражить Александра и Надежду Петровну раньше времени. Первым делом я пошла в юридическую консультацию. Молодой, но серьезный юрист внимательно выслушал мою сбивчивую историю.
— Без оформления дарственной или договора купли-продажи на вас или на вас двоих, дом, построенный на участке свекрови, юридически принадлежит ей. Даже если вы вложите в него все свои деньги, — подытожил он. — Это распространенная ошибка. Надеяться на «мамино слово» в таких вопросах — все равно что строить замок на песке. В случае чего, Надежда Петровна может потребовать его сноса или признать право собственности на себя, а вы будете лишь претендовать на возмещение вложенных средств, если сможете их доказать.
Он предложил несколько вариантов. Самый простой — уговорить свекровь оформить дарственную на Александра. Но это означало бы, что дом все равно принадлежит только ему, а в случае чего, я и дети опять остаемся ни с чем. Или попросить её оформить часть участка на нас, чтобы потом мы могли оформить дом на нас двоих. Звучало как фантастика. Или…
Юрист предложил самый радикальный вариант: признать дом совместной собственностью в судебном порядке или хотя бы добиться возврата вложенных денег. Но для этого нужны были доказательства моих вложений: чеки, квитанции, выписки с банковского счета. Я начала собирать все, что у меня было. Каждую бумажку. Выписки из банка, показывающие, как быстро таяли мои сбережения. Александр, к счастью, не особо интересовался моими финансовыми делами.
Я перестала давать Александру наличные на стройку. Вместо этого я оплачивала все строго по безналу, через онлайн-банкинг, сохраняя скриншоты каждой операции. Если он просил деньги, говорила: «Ой, налички нет. Закажи сам онлайн, я с карты оплачу». Он ворчал, но делал, как я просила.
За пару месяцев я накопила внушительную папку с документами, которые могли бы стать доказательствами в суде. Морально это было тяжело. Чувствовала себя шпионкой в собственном доме. Александр стал замечать моё отстраненное поведение, но списывал это на «обычную усталость».
— Ты какая-то не своя, Оля. Все молчишь, — как-то сказал он вечером, когда мы сидели в гостиной.
— Да, есть такое. Думаю о будущем. О нашем, Саша, будущем, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. Он отвёл взгляд.
Однажды Александр радостно сообщил:
— Мама сказала, что к Новому году дом будет готов! Можно будет уже переехать!
Я почувствовала холод в груди. Переехать куда? В чужой дом?
— Саша, — сказала я, стараясь говорить спокойно, но голос дрогнул, — я не перееду в дом, который не оформлен на меня. И не буду жить на птичьих правах. С детьми.
Он замер. Наконец-то до него дошло. Лицо вытянулось.
— Ты что такое говоришь, Оля?! Мама же…
— Твоя мама – хозяйка. И она ни разу не сказала, что этот дом будет моим. Она сказала, что даст нам пожить. Что она перепишет его на тебя. А я? А наши дети? Что нам?
— Да она же не выгонит нас! Оля, ну что за дикость!
— Выгонит или нет. Ты не понимаешь? Я не могу так рисковать будущим Киры и Артема. Не могу вложить последние деньги в то, что мне не принадлежит.
Разразился скандал. Александр кричал, что я неблагодарная и я «пилю» его маму, что я порчу их отношения. Надежда Петровна примчалась, как только Александр пожаловался ей по телефону. Начала причитать, что я «без сердца» и «завидую» её сыну.
— Я просто хочу, чтобы все было по закону! — твердо сказала я, глядя ей в глаза. — Я вложила в этот дом половину стоимости. Хочу быть хозяйкой на своей земле!
— Твоей земли здесь нет! — отрезала свекровь. — Это моя! И дом будет мой! Я вам разрешаю там жить!
— А если вы передумаете? — спросила я. — Что тогда? Мы пойдем на улицу?
— Зачем тебе бумаги?! — вмешался Александр. — Я же твой муж! Я тебя защищу!
— Ты не защитил меня, когда мама решала, какие шторы вешать в нашем доме!
Я достала из папки кипу бумаг и швырнула их на стол. Чеки, выписки, накладные.
— Вот! Вот все мои вложения! Сотни тысяч рублей! Почти полтора миллиона! Это все, что у меня было! Я хочу, чтобы эти деньги были вложены в наш, оформленный на нас дом! Или чтобы мне вернули каждый рубль, который я отдала! В противном случае, я пойду в суд.
Надежда Петровна побледнела, глядя на кипу документов. Александр тоже. Они, кажется, и подумать не могли, что я веду учет.
— Это что такое? Угрозы? — пролепетала свекровь.
— Это не угрозы, Надежда Петровна. Это реальность. Я даю вам месяц. Или вы оформляете дарственную на Александра и меня, или мы делим этот дом через суд. Я добьюсь возврата своих денег, и мы купим себе свой участок. А вы останетесь со своим недостроенным домом и с вашим сыном, который не сможет в нем жить, потому что не сможет содержать его один.
На секунду в комнате повисла тишина, тяжелая и давящая. Александр смотрел на меня с немым ужасом, свекровь — с ненавистью.
Месяц тянулся бесконечно. Александр то пытался уговорить меня, то ругался. Надежда Петровна то игнорировала меня, то сыпала проклятиями. Но я стояла на своем. Несколько раз она пыталась надавить на меня через детей, говоря Кире, что «мама не хочет, чтобы у вас был свой дом». Кира, умная девочка, однажды спросила меня: «Мам, а почему мы не можем жить в том доме? Он же такой большой и красивый». Я объяснила ей, максимально просто, что «дом строится на бабушкиной земле, а мы хотим, чтобы он был и наш тоже, и не можем пока договориться». Она нахмурилась и больше не спрашивала.
Через три недели Александр пришел домой поздно вечером. Сел на диван, усталый.
— Мама согласилась, — тихо сказал он. — Оформит на нас дарственную. На обоих. Но… она поставила условие.
Я посмотрела на него. Конечно, условие. Это же Надежда Петровна.
— Какое?
— Мы должны будем оплатить все оформление и налоги за неё. И ещё… она попросила ей помочь с ремонтом в её городской квартире. Ну, мелочь, там, обои поклеить, плитку в ванной поменять. Типа, наш «подарок» за её великодушие.
Я усмехнулась. Мелочь. Условия. Она даже в такой ситуации пыталась выторговать максимум. Но это было уже что-то.
— Хорошо. — Я согласна. Но только после того, как все документы будут подписаны и зарегистрированы. И никакого ремонта, пока мы не увидим выписку из Росреестра.
Наши отношения с Александром, конечно, не стали прежними. Он был зол, обижен, чувствовал себя преданным. Но знал, что я действовала из отчаяния, ради наших детей. И, возможно, где-то глубоко внутри, он понимал, что я была права.
Через полтора месяца мы с Александром сидели в Росреестре. Документы были подписаны. Дарственная на участок оформлена на нас двоих. У меня на руках была выписка.
Я почувствовала огромное облегчение. Будто гора с плеч свалилась. Посмотрела на Александра. Он выглядел каким-то опустошенным, но в то же время, кажется, впервые за долгое время – спокойным.
— Ну что? Теперь ремонт в маминой квартире? — спросил он без особого энтузиазма.
— Теперь, Саша, когда будет время и силы, подумаем о ремонте. Если мама захочет, чтобы мы ей помогли. — А пока у нас есть много работы.
Мы переехали в наш, теперь уже дом, через несколько месяцев. Работы было много, но теперь это была приятная работа. Каждая вбитая доска, каждая покрашенная стена – все это было для нас, для наших детей.
Надежда Петровна звонила редко. Отношения стали холодными. Она пыталась время от времени напомнить о «долге» за ремонт, но я твердо отвечала, что «мы помним, Надежда Петровна, но пока все силы и средства идут на обустройство нашего дома». И она не могла ничего с этим поделать.
Дети бегали по участку, смеялись. Кира помогала мне сажать цветы, а Артем гонял мяч по свежему газону. Смотря на них, я понимала, что все это было не зря.