Когда Лидия переезжала к Владу, ей казалось, что она сбегает не от одиночества, а к новой жизни. Он был внимателен, заботлив, умел слушать. Она тогда ещё верила, что вторые шансы — это не только для романтических комедий. Он чинил розетки, приносил кофе в постель, звонил маме с цветочного рынка, чтобы уточнить, какие орхидеи она любит. Лидия смотрела на него и думала: ну вот, наконец.
Она принесла в их союз всё, что накопила за сорок лет — и не только в банке. Стабильность, терпение, предсказуемость. А он — обещания, риск и вечный аванс за будущее.
Только теперь, сидя в пустой гостиной, она задавалась вопросом: а любил ли он её хоть когда-нибудь? Или просто сел в готовый поезд?
Лидия поставила кружку с зелёным чаем на журнальный столик и вновь перечитала письмо от нотариуса. Почерк Аркадия Львовича остался таким же, как тридцать лет назад: широкий, наклонённый вправо, строчки ровные, словно солдаты на параде. Он звал её на срочную встречу и упоминал о каких-то корректировках в завещании матери. Лидия нахмурилась. Какие ещё корректировки? Мама умерла полгода назад, и все документы, казалось, уже оформили.
Раздался звонок.
— Ну что, Лидусь, созрела? — голос мужа звучал раздражённо. — Мне уже ставить подпись или ты опять собираешься волынку тянуть?
— Я пока не решила, Влад, — Лидия сглотнула подступивший к горлу ком, — это ведь нешуточный шаг.
— Нешуточный! — передразнил он. — Мы вместе десять лет, а ты всё сомневаешься, как школьница.
В трубке послышались уличный гул, хлопок дверцы, рёв мотора.
— Я сейчас в банк, потом заскочу к Егору. Вечером жду ответ. Всё, давай.
Он отключился, не дожидаясь её слов, как всегда.
Лидия отложила телефон и, массируя виски, устремила взгляд в пустоту. История с доверенностью на управление материнским имуществом тревожила. Влад уверял, что лучше разберётся с объектами и счетами: «Ты же преподаватель, а не инвестор».
Но что-то внутри не давало согласия. Может, из-за того разговора, случайно услышанного ранним утром.
Он думал, что она спит, а сам сидел на кухне:
— Да, Егор, всё будет. Нужно немного времени. Как только наследство Раисы оформим на меня, сразу рассчитаюсь. Уговорю Лиду, не вопрос.
Тогда она не придала значения — мало ли кто и на что ему одалживал. С тех пор как он ушёл с работы и стал «предпринимателем», финансы текли сквозь пальцы.
Но после письма от нотариуса тревога нарастала.
К двум тридцати она уже сидела в приёмной. Маятник на старинных часах мерно покачивался. Аркадий Львович выглядел почти как прежде: тот же галстук, тонкая оправа, только волосы серебрились полностью.
— Лидия Сергеевна, рад видеть, — сказал он, подавая руку. — Присаживайтесь.
Он достал из сейфа папку, разложил бумаги.
— Пригласил вас из-за некоторых несостыковок. Видите ли, ваша мама, Раиса Михайловна, перед самой смертью внесла изменения в завещание. Существенные.
Лидия сжала ручку сумки.
— Какие именно?
— Она включила в наследники вашего супруга, Влада Олеговича. Половина имущества — его доля.
Лидия почувствовала, как из щёк ушла кровь.
— Этого не может быть, — прошептала она. — Мама бы…
— Именно потому я и позвал вас, — нотариус снял очки. — Подпись подозрительно отличается от прежних. И дата — за три дня до смерти. В тот момент, насколько я знаю, она была уже в крайне тяжёлом состоянии.
Он перелистнул страницу.
— Я много лет знал Раису Михайловну. И сомневаюсь, что она добровольно изменила решение. Хотя голословно обвинять не могу.
— Вы считаете, что Влад…
— Я ничего не утверждаю. Лишь рекомендую вам ничего не подписывать.
Лидия возвращалась домой в разладе с собой. Память выдавала эпизоды: как Влад зачастил в больницу, приносил фрукты, сидел часами. Тогда это тронуло её.
Теперь казалось подозрительным.
Она достала старую фотографию матери: сильный взгляд, упрямый подбородок. Раиса Михайловна, главный бухгалтер, никогда не жаловала зятя.
«Он скользкий, Лида. Присмотрись», — говорила она.
Но Лидия не слушала. После развода казалось, что любой союз лучше одиночества. Влад красиво ухаживал, щедро говорил. А то, что ни одно дело у него не складывалось, — временные трудности.
Стук двери прервал размышления. Влад вошёл, гремя ключами.
— Ты дома? — крикнул он.
— Да, — ответила Лидия, пряча фото.
Он появился в дверях — высокий, вежливо небрежный, с запахом дорогого одеколона.
— Была у Аркадия? — спросил, будто между делом. Но глаза заблестели.
— Была. Влад, ты хочешь мне что-нибудь сказать?
— А что? Завещание подтверждено?
— Не совсем. Там странности. Половина — тебе. Мама не могла такое подписать перед смертью.
Он замер, затем хмыкнул:
— Может, в конце жизни поняла, как я о ней заботился.
— Она мне говорила: «Всё оставлю тебе». И передумать не могла — она уже не говорила.
Он сделал глоток виски.
— Ты что намекаешь?
— Прямо спрашиваю. Ты подделал завещание?
— Ты в своём уме? — он усмехнулся. — Чушь какая.
— Аркадий Львович говорит: подпись другая, дата — странная.
— Старый маразматик, — резко отрезал Влад. — И потом, мы семья. Всё общее. Или нет?
Он подошёл, положил руку ей на плечо.
— Подпиши. Я всё улажу. Продаём дачу, сдаём квартиру — и живём нормально.
— А долг Егору? — тихо спросила Лидия.
Он отдёрнул руку.
— Какой ещё долг?
— Я слышала, как ты обещал вернуть деньги, когда получишь наследство.
Он побледнел, но не растерялся:
— Да, должен. Бизнес — риски. Но завещание настоящее.
— Я не верю.
— И не надо! — рявкнул он. — Документы есть, заверены! Я получу своё! А ты… Ты десять лет сидела у меня на шее! Я тебе всё дал!
— На мои деньги, Влад. И на мамины.
— Твои сбережения теперь общие. Ты тут временно! — выпалил он и тут же понял, что сказал лишнее.
Лидия смотрела, не узнавая его.
— Уходи, — тихо сказала она. — Собирайся.
— Что?! — он расхохотался. — Ты меня выгоняешь? Из моего дома?
— Из моего, — твёрдо произнесла Лидия. — Ты сам настоял, чтобы квартира осталась на мне.
— Я не уйду! А про наследство — думай. Либо делим, либо…
— Либо?
— Либо заявлю, что ты сама вычеркнула меня из завещания. А Роман подтвердит — он видел другое.
Прошли дни в напряжённой тишине. Они жили рядом, но как чужие. Он — на диване, она — поздно с работы.
На пятый день позвонил Аркадий Львович.
— Лидия Сергеевна, зайдите. Есть новости.
В офисе её ждала женщина в белом халате.
— Татьяна Викторовна, — представил нотариус. — Работала медсестрой в палате вашей мамы.
— Я вас помню, — кивнула Лидия.
— В тот день, когда якобы оформляли завещание, она была без сознания, — сказала медсестра. — А ваш муж пришёл с мужчиной, сказал — нотариус. Я возражала. Но он… предложил деньги. Я вышла. Потом заглянула — они что-то писали.
— Почему молчали?
— Боялась. Но теперь… не могу жить с этим.
— Спасибо, — прошептала Лидия. — Вы спасли меня.
Дома Влад уже ждал с бумагами.
— Вот соглашение. Честно: тебе — квартира, мне — остальное. Подпишешь — расстанемся цивилизованно.
Лидия глянула на листы.
— Думаешь, я это подпишу? После того, что ты натворил?
— Что я натворил?
— Медсестра всё рассказала. Как ты с липовым нотариусом пришёл. Как платил, чтобы выманить персонал из палаты. Как подделывал подпись.
Он побледнел.
— Бред!
— Она дала показания. Завтра идём к Аркадию. И твоего дружка Романа позовём.
Он затих. Потом обмяк:
— Лида, ты чего? Мы же семья. Я просто хотел, чтобы у нас было всё…
— Ты хотел утащить наследство, чтобы покрыть долги. И готов был…
— Я верну всё. Начнём сначала.
— У тебя час. Потом вызову полицию.
— Ты пожалеешь! Думаешь, легко избавиться от меня? Да ты никому не нужна!
Он хлопнул дверью. Лидия села в кресло.
Прошла неделя. Потом месяц. Влад не появлялся. Аркадий Львович помог с документами. Лидия вернулась в школу, перебирала мамины вещи.
В одной из шкатулок нашлась неотправленная открытка:
«Лида, главное — оставайся собой. Никогда не позволяй отнять своё достоинство. Ты сильнее, чем думаешь».
Она прижала открытку к груди и улыбнулась сквозь слёзы. Впереди был путь. И она была готова пройти его одна — по-настоящему свободной.
Весной всё оживает слишком шумно. В открытое окно доносились голоса детей, запах черёмухи и далёкий лай собаки. Лидия сняла с подоконника занавеску, постирала её вручную и развесила на балконе. Дом снова стал её, как и мысли, и будущее.
Влад так и не вернулся. Иногда кто-то из знакомых упоминал, что он перебрался в другой город, открыл автомойку, будто отмыться от прошлого. Её это больше не трогало.
В школе она снова вела театральный кружок. Девочка с курчавыми волосами попросила поставить «Снежную королеву», и Лидия вдруг вспомнила, как в детстве сама играла Герду. Тогда она тоже шла в одиночку сквозь холод, предательство и ледяную тишину, чтобы вернуть тепло.
Но теперь ей не нужно было никого возвращать. Она нашла себя. Не там, где искала — но в том, откуда вышла с гордо поднятой головой.
На старой маминой открытке рукой дрожащей, но твёрдой было написано:
«Ты сильнее, чем думаешь».
Лидия приколола открытку к пробковой доске возле рабочего стола и поставила рядом чашку с ромашковым чаем. День обещал быть ясным.
И свободным.