Марина стояла у окна кухни и смотрела, как по двору кружились осенние листья. Жёлтые и багряные клочки падали на мокрый асфальт, а редкие прохожие торопливо пробегали мимо, укрываясь от ветра. На столе за её спиной сидела десятилетняя Аня и корпела над тетрадкой. Девочка часто прикусывала губу, когда пыталась разобраться с задачей, и время от времени бросала на маму вопросительные взгляды.
— Мам, а как решается вот это? — неуверенно спросила она, постукивая карандашом по строчке.
Марина подошла, присела рядом и обняла дочь за плечи. Аня унаследовала живой ум и любознательность от своего отца, но математика давалась ей тяжеловато. Для Марины помощь дочери в учёбе была не обязанностью, а радостью.
— Давай вместе подумаем, — мягко улыбнулась она.
Вечером в прихожей хлопнула дверь — вернулся Андрей. Он трудился инженером на заводе, и каждый день забирал у него силы, но, переступая порог, он старался оставлять усталость за дверью.
— Ну как вы тут? — спросил он, поцеловав Марину в щёку и потрепав Аню по голове.
— Учимся, папа Андрей! — оживлённо ответила девочка.
Она полюбила отчима почти сразу: он не кричал, всегда слушал и умел поддержать. Для Марины это было важно — видеть, что дочь чувствует себя защищённой.
Но спокойные вечера стали редкостью. В их жизнь всё настойчивее вмешивалась Тамара Павловна, мать Андрея. Год назад она овдовела и теперь всё чаще приходила к сыну. Её визиты походили на инспекцию: она открывала шкафчики, оглядывала комнаты, словно искала повод для упрёка.
— Почему у девчонки отдельная комната? — спросила она однажды, разглядывая квартиру. — Ребёнку достаточно и угла в спальне.
— Мама, Аня часть нашей семьи, — спокойно ответил Андрей. — У неё должно быть своё пространство.
— Часть семьи… — с холодной усмешкой повторила она.
С того момента между Мариной и свекровью началась скрытая война.
Аня, хоть и старалась делать вид, что занята делами, всё слышала. Вечером она шёпотом спросила маму:
— Мам, а бабушка Тамара меня не любит?
Марина погладила дочку по волосам.
— Взрослые иногда ведут себя странно, родная. Но ты моя, и это никогда не изменится.
Девочка кивнула, но тревога осталась в её глазах.
С каждым визитом свекровь становилась всё язвительнее. Она садилась за стол ближе к сыну, отодвигая внучку, критиковала еду:
— Андрей привык с детства к нормальной, домашней пище. А не к этим твоим экспериментам, — бросала она Марине.
Аня сидела тихо, опустив глаза. Она чувствовала, что разговор идёт о ней, и каждый укол свекрови больно ранил.
После одного из таких ужинов Тамара Павловна заявила:
— Чужой ребёнок никогда не станет настоящей частью рода. Андрей, подумай о своих будущих детях, а не о чужой девчонке.
Марина едва сдержала слёзы, а Андрей промолчал.
Однажды, когда Андрея не было дома, Тамара Павловна вошла в квартиру без стука. Она прошла в комнату Ани, открыла шкаф, перебирала игрушки и вещи, комментируя:
— Слишком много всего. Для десятилетней девочки это излишество.
В этот момент домой вернулась Аня. Она застыла у двери и с ужасом спросила:
— Бабушка Тамара, что вы делаете в моей комнате?
Свекровь обернулась и ледяным тоном произнесла:
— Осматриваю территорию. Здесь найдётся место для более важных дел. Твоя мать должна сдать тебя в интернат. А я перееду сюда и буду жить с вами.
Аня побледнела, бросилась в ванную и захлопнула дверь.
— Вы довольны? — срывающимся голосом спросила Марина.
— Я сказала правду, — равнодушно ответила свекровь. — Чем раньше вы её примете, тем лучше.
Позже вечером Марина рассказала Андрею обо всём. Но муж, вместо того чтобы защитить дочь, начал рассуждать:
— Может, мама права? В интернате дисциплина, режим… Это было бы лучше для всех.
— Для всех? — горько переспросила Марина. — Или для твоей матери?
В ту же ночь Марина достала чемодан и начала складывать вещи мужа.
— Ты сделал выбор, — сказала она. — Моя дочь остаётся, а ты и твоя мать уходите.
Андрей попытался спорить, но документы на квартиру были оформлены на Марину. Он понял, что юридически бессилен.
С тех пор Марина и Аня остались вдвоём. Марина оформила развод, а суд признал её иск обоснованным. Тамара Павловна пыталась угрожать, обещала судиться, но всё было тщетно.
Аня постепенно вернулась к прежней жизни. Она снова начала улыбаться, приглашать подружек, играть в своей комнате — в своей комнате, которую никто не смел у неё отнять.
— Мам, а мы теперь никого больше к себе не пустим? — как-то спросила девочка.
— Пустим, родная. Но только тех, кто уважает нас обеих, — ответила Марина и обняла её.
Она знала: лучше быть одной с дочерью, чем рядом с мужем, который не смог защитить ребёнка от собственной матери.