В двадцать два я пошла под венец. Тогда казалось — из любви.
Игорь трудился в строительной компании. Бригадир. Зарплата приличная, машина, квартира-студия в новостройке. По меркам нашего городка — отличная партия.
Ухаживал эффектно: цветы по пятницам, кафе по субботам, слова о том, как я «самая чудесная на свете».
Мама его сразу не приняла, но молчала.
— Мам, чего ты хмуришься, когда Игорь приходит?
— Да ничего, дочь. Просто… поосторожнее будь.
— Осторожнее? Он ведь хороший!
— Возможно, — вздыхала она. — Посмотрим.
Свадьбу сыграли скромно — Игорь настоял:
— Зачем тратиться? Лучше на мебель оставим.
На медовый месяц тоже не поехали:
— Летом возьму отпуск, — обещал. — Съездим к морю.
Но лето миновало, за ним осень, а отпуск так и не случился.
— Работы завал, — объяснял он. — Сроки поджимают.
Жили в его квартире. Тесно, но главное — вместе.
Поначалу всё шло спокойно. Игорь возвращался уставший, ел, смотрел телевизор. По выходным дома или на рыбалке.
— Ты не против? — спрашивал.
— Конечно нет, отдыхай.
Потом всё изменилось. Сначала мелкие придирки:
— Суп безвкусный.
— Посолить?
— Уже поздно. В следующий раз внимательней.
— Рубашка перекошена. Как гладила?
— Вроде ровно…
— «Вроде» — не вариант. Делай нормально.
Я старалась. Потом замечания участились:
— Опять макароны?
— Вчера картошка была.
— Картошка — не еда! Где мясо?
Деньги он зарабатывал неплохо, но мне не давал. Я трудилась продавщицей в бутике. Зарплата копеечная. Но не жаловалась. Семья же.
Через полгода Игорь стал раздражительнее. Особенно после выпивки.
— Опять с подружками болтала? — спрашивал.
— Кристина звонила…
— Забудь про подружек! У тебя муж!
С подругами перестала общаться. Потом и с мамой общение сократилось.
Мама жила одна. Папы не стало пять лет назад. Работала в суде — я толком не знала кем. Только что-то серьёзное.
Она звонила каждый день, а я всё чаще шептала:
— Мам, не могу говорить. Игорь отдыхает.
Однажды он прямо приказал:
— Скажи, чтобы не звонила!
Я молча кивнула. Но мама всё понимала.
А потом пошли толчки, хлопки, подзатыльники.
— С дороги уйди!
— Скоро ужин будет?
— Быстрее шевелись, женщина!
Я думала — случайность. Но стало нормой.
И вот однажды мама пришла внезапно. С пирожками.
— Привет, доченька. Соскучилась.
— Мам! Проходи!
— Привет, Игорь, — улыбнулась она.
Он даже не посмотрел:
— А, опять тёща.
Мама пыталась разговорить его. Он огрызался.
— Мне тишина нужна, а не ваши посиделки!
— Редко я к вам прихожу, — сказала мама.
— Редко?! Каждый день названивает!
— Я лишь сегодня пришла.
— Сегодня пришла, завтра приползёшь снова!
Я не выдержала:
— Не кричи на маму!
— Не кричу! Объясняю! — и ударил по лицу.
Мама побледнела.
— Собирай вещи, — тихо сказала она.
— Что? — не понял Игорь.
— Собирай. Едешь со мной.
Он взревел:
— Никуда! Моя жена! Моя квартира!
Мама достала телефон и спокойно сказала:
— Алло, Николай Степанович? Вызовите наряд. Адрес такой-то.
— Что ты делаешь?!
— Звоню участковому.
Через десять минут приехала полиция.
— Что здесь случилось?
— Ничего! — заулыбался Игорь. — Так, ссора.
— А у вашей жены синяк почему? — спросил старший.
Мама ответила вместо меня:
— Этот человек ударил мою дочь. Я свидетель.
— Неправда! — завопил Игорь. — Воспитывал!
— Гражданин Мельников, — сказал участковый, — домашнее насилие — это преступление.
— Я судья районного суда, — добавила мама. — Хохлова Галина Викторовна.
Игорь побелел.
— Я… я не знал…
— А если бы знал — не тронул бы? — холодно спросила она. — Значит, бьёшь только тех, кто не ответит?
Его увели. Мама настояла на заявлении.
Потом был допрос, следствие, суд.
Игоря приговорили к году исправительных работ и запретили приближаться ко мне ближе ста метров.
Теперь живу с мамой. Работаю, встречаюсь с Никитой — учителем физкультуры. Добрый, спокойный.
— Рассказать ему про Игоря? — спросила я.
— Обязательно, — ответила мама. — Лучше правда, чем молчание.
Рассказала. Никита только обнял:
— Хорошо, что всё позади. А мама у тебя — сильная женщина.
Теперь я знаю одно:
Никто не имеет права унижать. Ни под предлогом любви, ни ради «порядка».
И если кто-то попробует — за мной стоит мама. Судья по званию, но по сути — справедливость.