— Ты ему сына не подарила! И дочь… кто знает, чья… Если у тебя есть хоть какое-то достоинство, то ты сама от алиментов откажешься. Ты и виновата, что он загулял. Кто же еще? Кухарка из тебя никакая, шуршать по дому ты не умеешь, у тебя даже постельное не поглажено… И дочь! Дочь! Был бы сын – можно было бы еще подумать, что стоит с тобой оставаться! Если у тебя только дочери, то и что с тобой делать? И она не похожа на него даже. Кареглазая… Рыженькая… Ты вот рыжая? Ты русая. Марк – белый. И рыжая дочка!
— Мой отец был рыжим и кудрявым, — Лиза опрыскивала свои кактусы. Она их коллекционировала. Тут и цереус, и эриозице, и айлостера. Упреки Юлии Григорьевны ей были безразличны. Все свои слезы по этому поводу она уже пролила. И пролила при Алисе. За это Лиза себя никогда не простит, что рыдала при дочери, что дочь поняла, хоть и не по рассказам матери, что о ней думает бабушка. Но все слезы пролиты. И бояться нечего.
— Ты русая!
— Но через поколение…
— Ты русая! Алиса – рыжая! Марк – блондин! Все здесь ясно, как день! – Юлия Григорьевна толкнула кактус, но он колючий, а она об этом не подумала, — Ай! Все у тебя тут настроено против меня!
— Мой отец рыжий. Это передается и через поколение.
— Докажи!
Марк отвез ее на Шри-Ланку. И они там узнали о том, что у них будет Алиса. Кто бы мог подумать, к чему все это приведет… Марк плясал от восторга, Марк всем кричал, что Лиза – это не жена, а его чудо. Марк мечтал стать отцом. И, когда Алиса училась сидеть, ходить, держать ложку, раскрашивать рисунки, управлять детской машинкой, заводить друзей, он был примерным отцом, который гордится всеми достижениями дочери. До того, как… До того, как Юлия Григорьевна возмутилась кареглазости и рыжим волосам Алисы. И никакие доводы не убедили Марка в обратном.
— Уже!
Лиза размеренно вынула из файлика распечатки. Все это было “обнародовано” в их доме сразу же, как Марк засомневался. Но для Юлии Григорьевны это не доказательства.
— Ты подкупила всех!
— Кого? Всех?
— Подкупила!
— Это бы стоило целое состояние, — Лиза сложила распечатки в файлик, — Если бы я и провернула нечто подобное.
— У тебя вполне могут быть припрятаны деньги, — сказала Юлия Григорьевна, — Подкупила. На накопленное. Ты с алиментов за столько лет заработаешь больше. Ты все равно в плюсе.
— Так переделайте! Сами! Где хотите!
— Фи, нам раскошеливаться надо, потому что ты тут махинации проводишь, — Юлия Григорьевна опять полезла к кактусу, — Ай! Сама и переделай, если хочешь что-то мне, а заодно и Марку, доказать.
— Заодно? Разве это не ему надо? Разве это не его дочь?
— Спорный момент!
— Неважно! Хорошо. Не ему это надо? Почему же я должна доказывать вам, а не ему?
— Я его мама.
— Ладно, мама, сами и переделывайте. Я свое уже сделала. По суду, тоже могу сделать.
— Какой суд? – волосы встали дыбом. Юлия Григорьевна здесь отстаивала права сына, с которого высчитывают какие-то алименты после развода. Ну, всем же видно, что Алиса рыжая! Какие алименты? Грабеж!
— Мировой, — Лиза отнесла кактус к окну – подальше от Юлии Григорьевны, — Хотите оспорить – подавайте в суд.
— Наглеешь! Да ты… Да ты… Да ты даже не старалась его удержать! Выпнула из дома! Не звонишь и не пишешь! Бумажки мне свои показываешь. Нет бы поехать к Марку и умолять его сохранить семью.
— Юлия Григорьевна, Марк сам захотел быть свободным. И от Алисы вот отказывается не без вашей помощи. Кого я должна удержать?
Никого. Лиза все свои слезы пролила. Уже пролила. Это видела только дочка, о чем Лиза сейчас сильно жалеет, потому что негоже ребенку участвовать в разборках взрослых. Но рыдать при Марке, умолять его вернуться и прощать за его загул – это не к Лизе. Она не будет. А, если хотят снова сделать его завидным женихом без детей, то могут судиться за это. Лиза-то знает, что Алиса – дочь Марка. На 100%. Других вариантов тут быть просто не может. И, кстати, сам Марк, как и Юлия Григорьевна, об этом тоже знают, но сейчас они хотят надеяться, что Лиза все-таки врушка, что она испугается и отступит.
— Подам в суд! – сказала бывшая свекровь.
Марк ушел к женщине, у которой уже есть двое детей. Только за это Лизе и обидно. За то, что свою он бросил, а тех детей согласен растить. У Марка теперь есть сыновья. Приемные для него. Он отчим. Он их холил и лелеял, но они его игнорировали. Замечали, когда приходила пора платить за спортивную секцию или за брендовые брючки. А так он для них всего-то мамин муж.
— Подавайте, — сказала Лиза.
За своего ребенка обиднее, чем за себя. Алиса не видела отца с тех пор, как он съехал от них. Лиза-то чувствовала лишь необъятную злость и рада была бы его никогда не видеть, но Алиса думала об отце. Мастерила ему поделки на праздники. Бегала к телефону, когда кто-то звонил.
Когда Алисы не было дома, Марк пришел и сказал:
— Не моя!
Это его вердикт.
Алименты он платить не желает.
— Переделай, если нечем заняться, — ответила Лиза, — Но ты ее отец. Марк, сейчас будет вопрос для тугодумов, но я спрошу – как ты можешь отрицать то, что тебе подтвердили твои же проверки? Ты от меня ушел. И пусть. Но что тебе сделала Алиса? Не хочешь воспитывать своего, но будешь воспитывать чужих?
— Ты лжешь! Ты все подделала. Я и тысячу раз проверю, но не докопаюсь до истины, потому что у тебя все схвачено.
Он знал правду.
Ее не надо ничем подтверждать.
Знал.
Можно до бесконечности талдычить человеку, что он ошибается, но, если ему удобно верить в собственные заблуждения и ложь, то ему правда и не нужна. Лиза спровадила Марка. Она заливалась слезами этим вечером, как никогда прежде. Настолько обидно ей было за дочь. За его дочь. За его родную дочь.
— Не плати, — произнесла Лиза, — Но в суд тогда обращусь я.
После этого ее в семье бывшего мужа видеть не хотели. Лиза и не просилась к ним.
У Алисы в школе часто спрашивали, где ее отец. Забирать ее после уроков – это была его прерогатива. Она заезжал за ней вместе перерыва. Но, когда развелся с Лизой, то все отцовские обязанности тоже сложил. Алиса вдруг стала ему ненужной. Чтобы Лизе не понадобилось уйти с работы с хорошим доходом, то Алису временно записали на продленку. Лиза говорила, что это до июня. А в пятом классе Алиса начнет и сама ходить домой.
На продленке Алисе было неинтересно: их учительница, дежурившая в классе, не занималась ими от слова “совсем”, да и с домашкой не помогала, зато строго следила за дисциплиной, и пикнуть у нее было нельзя. Поговорить с одноклассниками – нет и нет. Запрещено. Потому что это гул, который отвлекает ее от чтения журналов. Продленка Алисе докучала, она к маме подступалась, и так и эдак, чтобы та разрешила ей возвращаться домой без сопровождающих, но Лиза была в раздумьях и хотела дождаться хотя бы пятого класса, чтобы Алиса немного подросла. Девочка не понимала, почему ее не может забирать папа? Не обо всем ей рассказывали. Но своим детским чутьем она уже ощущала, что “папа” вскоре может стать для нее “никем”.
— Мамуль, можно мне сегодня домой пораньше? – позвонила Алиса.
— Нет, дождись меня.
Не отпросившись, Алиса придумала хитрость: она припрятала портфель в гардеробе, прихватив с собой только учебник и листочки, чтобы была видимость выполнения домашнего задания, и вернулась в кабинет, сев, как всегда, рядом с Оксаной. Когда на часах было 14:45, Алиса сложила все эти принадлежности подруге в рюкзак и попросилась “выйти”. Сама зашла в гардероб, накинула курточку и прямым ходом направилась к боковой двери – туда, где была стоянка для автомобилей преподавателей и иногда, если было свободно, то и для родителей, которые приезжали за своими детьми. Этот выход запирали, но многие школьники знали, как открыть. Алиса подсмотрела способ у старшеклассников. Как ребенку, ей идея уйти из школы пораньше, погулять где-нибудь, а вечером подойти к воротам, чтобы дождаться маму, и мама ничего не заподозрила, казалась удачной. Ребенок же. Не подумала она о том, что учительница сама позвонит маме.
У стоянки Алису окликнули. Из знакомого ей “Форда” вышел ее отец. Девочка уже улыбнулась, думая, что папа ради нее даже на смене с кем-то поменялся, ведь мама объяснила его отсутствие тем, что у него поменялся график. Но к папе спешил парнишка-старшеклассник, его пасынок, который, по нелепой случайности, учился в той же школе.
— Я тороплюсь, — сказал парень,
— Постой, точнее, посиди в машине, а я в началку схожу, — отец подошел к Алисе и отвел ее к учительнице. Ничего не сказав. На это смотрели и одноклассники, и опомнившаяся преподавательница, которая бросилась искать девочку.
Ребята не трехлетние. Все уже поняли суть, да и про развод родителей Алисы все тоже знали.
— Видимо, ты своему папе теперь не нужна, — сказал Вася, который вечно донимал Алису из-за того, что она когда-то обошла его на соревнованиях.
Единственным положительным моментом было то, что мама не ругала Алису за побег из школы, а дала ей выплакаться, и сама плакала хором с дочерью. Но то, как равнодушно отец отвел ее в класс, не взглянул даже, ни о чем не спросил, будто подобрал у магазина потерянного ребенка и отвез в полицию, навсегда отпечаталось в памяти. У Алины не было полумер. Она ему или дочь или нет. Потому, когда мама уже заснула, Алиса у себя в комнате поплакала снова и залезла в мобильник, чтобы стереть оттуда номер отца.
***
— Ты своего бывшего-то не видела?
— Ой, как хорошо, что – нет! – сказала Лиза.
Когда Алиса пошла в пятый класс, им стало полегче: девочка сама приходила домой и грела себе то суп, то запеканку, то плов. Иногда и кулинарила. Сделала ленивые голубцы, правда переперчила, но Лиза чуть не расплакалась от счастья, что у нее есть такая дочь. Но сказала, что надо начинать с блюд попроще.
— Мадемуазель-то его на сносях!
— Мне это по барабану, — ответила Лиза, — Заняться мне нечем, кроме как обсуждать их жизнь.
Сплетни она не любила. Даже про бывшего.
— Ты просто главного не знаешь! – усмехнулись ей в ответ, — Юлия Григорьевна ревела белугой, что женушку-то его застала… Ну, с кем-то. Но этого я тебе не говорила. Теперь Юлия Григорьевна подозревает, что у него будет и третий пасынок, а не сын. Воет она во весь голос. О тебе говорила. Подумывает к внучке заехать.
— Обойдется.
— Я тоже так подумала!
— И что Марк? Не ушел к маме?
— Не, он простил. Взял и простил! Пасынков катает по городу, по всем их делам, как нанятый водитель. И на курорт всех подумывает отправить. Мне даже интересно, как он на это пошел. От, какое шоу разыгрывал, когда от тебя уходил. Обвинял во всем, хоть и знал, что ты никогда бы его не предала.
— Потому что не любил, — Лиза засуетилась, отгоняя грустные мысли, — Разлюбил. И я сразу стала во всем виновата. А ей он позволит все.