— А это зачем припер? Сколько можно твердить — не позволяй Марине садиться тебе на голову! Её сын тебе чужой, запомни это, недотёпа! — отчитывала мать своего наивного сына. Тут она боковым взглядом заметила резкое движение пасынка и заорала: — Ты куда лезешь?! Кто тебе позволил распоряжаться в чужом доме?! Поставь назад! Никакого воспитания, весь в мать!
Антон прижимал к груди машинку с облезлой краской, снятую с полки, и угрюмо глядел на новых родственников. Какой человек наставник, он ещё не разобрался, но бабка явно показалась ехидной.
— Пусть берёт, это моя игрушка, — вмешался Павел. — Играй, Антон, не слушай бабушку. Нравится машинка? Забирай.
— Павел, да он её вмиг угробит! У этого мальца всё в руках рушится, настоящий смерч! А я хотела оставить её на память, чтобы помнить, каким ты был в детстве — добрым и покладистым, не то что этот! — Бабка снова злобно уставилась на Антона. Тот уже катил машинку по дивану, собираясь протаранить дремавшего кота, но бабка не догадалась.
— Да зачем тебе воспоминания? Вот же я, живой, не собираюсь умирать. А мальчонку не трогай. Марину вызвали на работу, поэтому он со мной — одного его в квартире не оставишь, слишком вертлявый. Что у тебя там развалилось? Давай быстро закреплю, а то нам ещё вещи паковать, на дачу едем.
— Прочь от кота!!! — завопила бабка. — В жизни таких сорванцов не встречала! Одно безобразие за другим, воспитание на нуле!
Антон удачно стукнул полосатого кота машинкой, тот лишь лениво выгнул спину. Мальчик провёл колёсами по шерсти — вышла горка. Но вмешалась бабка, Антон остановился, а кот снова улёгся.
— Мам, что чинить-то? Говори быстрее, — напомнил Павел.
— В комнате карниз свалился, Пашенька. А ведь из-за фонаря возле садика ночью без штор спать невозможно. Свет прямо в окна лупит. Кому он там вообще нужен?
Женщина потащила сына в комнату. Пока Павел возился с карнизом, а бабка крутилась рядом и сыпала ненужными советами, Антон изо всех сил дёрнул кота за хвост. Но зверь снова не проявил злости — не поцарапал, не зашипел, только равнодушно повёл усами и не стал убегать. Антон тяжело вздохнул и поплёлся на кухню, чтобы хлебнуть воды. Когда он ставил стакан на стол, отвлёкся на муху, лакомившуюся кусочком сыра. Стакан пролетел мимо скатерти и разлетелся на куски. Звон осколков мигом привлёк бабку, и та снова подняла шум. Антон бросился собирать стекло.
— Что опять случилось? — заглянул на кухню Павел. — Ох, малыш! Отойди, я сам подберу, вдруг порежешься. Для тебя это опасно.
— Бездельник! Неумёха! Руки-крюки! — не сдерживалась бабка.
— Мама, хватит! Я куплю тебе новый стакан, не смей так называть ребёнка! Он обычный мальчишка! А ты, Антон, извинись и пообещай, что больше так не будешь.
Шестилетний Антон опустил голову, светлую, как пшеница, нахмурил лоб и сжал кулаки. Он надул щёки, но промолчал.
— Видишь? Ни капли совести! Мать не занималась воспитанием, нового мужа искала, вот и результат.
Павел глубоко вдохнул, закрыл глаза, собирая остатки терпения. Он сложил инструменты в пластиковый чемодан и вышел вместе с Антоном.
Нет, сын Марины вовсе не был плохим, но с ним было сложно, ох, как сложно. Он из тех детей, которые сперва делают, а потом с удивлением замечают последствия. Наоборот у него не выходило. Руки Антона жили своей жизнью и сами находили приключения. Сколько раз Павел видел его растерянный взгляд, с которым мальчонка рассматривал результаты своих затей: то по пути в гости влетит в лужу по колено — носки и сандалии в грязи, футболка в пятнах, а он удивлённо: «Ой! Я мокрый!»; то наестся зелёных абрикосов — и его тут же выворачивает; то разберёт новую игрушку на части — а потом ревёт, что не может собрать обратно…
…
Подлокотник кресла Антон разодрал так, что наружу полез поролон, нечаянно угробил телефон, смыл пульт в унитаз — хотел проверить, потонет или нет. Потонул. А недавно швырнул баночкой с гуашью в стену, целился в муху, крышка плохо держалась — и теперь в гостиной красуется «современный арт-объект», будто его сотворил какой-то знаменитый художник. Только таким за кляксы платят безумные деньги, а им досталось бесплатно.
Но больше всего Павлу было обидно и непонятно то, что Антон его категорически не принимал и не хотел.
— Ну что, Антоша! Сейчас маму дождёмся и вечером уже будем на даче. В саду накопаем червей, а утром — на рыбалку. Составишь мне компанию?
— Нет. Я с папой буду ходить на рыбалку.
От этих слов Павел терялся. Как простой мастер, он в детской психологии ничего не понимал. А ещё, как честный человек, врать не умел.
— Антон, ты не сможешь ходить на рыбалку с папой, его больше нет.
— Ты врёшь! Он просто уехал и вернётся за мной! — выкрикнул мальчишка, топнув ногой.
— С твоим отцом два года назад случилась беда, его сбила машина. Он погиб и не вернётся. Но у тебя есть я. Я хочу быть твоим другом.
— Ты мне не нужен! Исчезни из нашей жизни! Если уйдёшь ты — он вернётся, это всё из-за тебя! Убирайся!
Антон вывернулся из рук Павла, умчался на детскую площадку и спрятался в домике на горке. С ожесточением ковырял облупившуюся краску, а Павел стоял рядом и не знал, как поступить.
Антон отлично помнил отца. Для него он оставался живым, настоящим, самым любимым. Мама частенько забывала спросить, как прошёл день — у неё теперь другие заботы, у неё Павел. А папа всегда был рядом, всегда поддерживал.
Антон баловался в комнате, обрывал листья у цветов, слушая, как мама и дядя Павел смеются. Он не понимал, что рвать листья — плохо, он был целиком занят разговором с воображаемым отцом. Мальчонка представлял, будто отец сидит в кресле и спрашивает:
— Ну, как прошёл день? Никто не обидел?
Антон мысленно отвечал:
— Я подрался с Андреем, он хотел отобрать у меня трактор.
— Значит, Андрей плохой парень?
— Да, вредный, и его никто не любит.
— Вот и хорошо, дай ему как следует! Помнишь, как я учил? В солнечное сплетение — бац-бац!
— Ладно, папа, так и сделаю.
— Только смотри, чтобы воспитательница не заметила.
И Антон бил в садике всех подряд. Его ругали воспитательница, психолог, мама, родители других детей и этот отчим-невдомёк Павел. Мир будто ополчился против Антона. Лишь папа всегда был на его стороне. И вечером мальчишка снова докладывал отцу.
— Смотри, сынок, не предавай меня. Помни: только я твой настоящий папа, никто тебя так не любит. Видишь, какая мама? Она нас бросила. А ты ведь не предатель?
— Нет, папа, я никогда тебя не предам.
Марина опускала руки от бесконечных выходок сына. Что только не пробовала: и лаской брала, и пыталась выговорить причину, но Антон будто построил каменную стену. А потом сил на доброту уже не хватало, и мальчику доставалась лишь ругань. В ответ он хулиганил ещё больше и ещё сильнее ненавидел Павла. Тот махнул рукой на попытки сблизиться и в душе согласился с матерью, что Антон и правда несносный, особенно после того, как выломал доски из нового дачного забора, который Павел ставил целый день.
— Слушай, я уже не знаю, что делать с твоим сыном. Тебе скоро рожать, представляешь, что он может устроить?
— Да, я об этом думала, — тяжело вздохнула Марина.
— Давай я отвезу его к твоей матери в деревню? На пару месяцев. Может, там он поумнеет и поймёт, как себя вести.
— Ох, мама у меня не подарок… — усомнилась Марина, вспоминая её строгость.
— Ну и ладно, пусть столкнутся лбами! Может, хоть тогда дойдёт.
Марина посмотрела на сына, который вытаскивал вату из мягкой игрушки. Вздохнула. Беременность давалась трудно, а сын порой сводил с ума.
— Пожалуй, ты прав… Пусть остаток лета проведёт у бабушки.
— Итак, Антон, — бабушка строго посмотрела на внука поверх очков, — жить мы с тобой будем по правилам, слушай внимательно: завтрак в десять утра. Если проспишь или не придёшь — жди обеда и перебивайся ягодами с огорода. Обед в час тридцать. Между едой, если будешь вести себя прилично, я могу дать что-нибудь вкусное. Это раз. Второе — если найду твои вещи разбросанными, они сразу отправятся в мусор. Третье — животных не мучить, цветы не трогать и по грядкам не топтаться. За нарушение третьего пункта получишь наказание: чистка курятника и подметание двора.
Антон сидел на ковре и слушал вполуха, больше возясь с игрушечным краном, пытаясь отцепить крючок. К бабушке они с мамой заезжали редко. Марина говорила, что у неё характер диктатора, всё детство ей испортила вечными запретами и держала в ежовых рукавицах.
— Надеюсь, ты всё понял?
— Угу, — рассеянно пробормотал Антон.
Неожиданно бабушка смягчилась и даже улыбнулась:
— А теперь иди сюда, обниму. Ты уже большой, славный мальчик. И, конечно, умный — ведь ты мой внук.
Она протянула руки. Антон подошёл и позволил себя обнять.
— Мы с тобой отлично проведём лето. Скажи, чем любишь заниматься? Есть у тебя друзья?
— В садике есть. Но мы часто дерёмся.
— А зачем сразу драться? Можно ведь поговорить.
Антон пожал плечами.
— Тебе приятно, когда тебя ругают?
— Я привык. Мама обращает на меня внимание только когда наказывает.
На лице бабушки мелькнуло сочувствие. Она провела ладонью по его светлым волосам.
— Машинку ещё хочешь? Тогда убери на место, пока я её в мусор не выкинула.
Антон покорно поставил игрушку на полку.
— Давай найдём тебе друга? А завтра сходим на речку. Через дорогу живёт хороший мальчик Дима, он на год старше. Только не дерись, а то мне будет обидно. Договорились?
— А если он первый полезет?
— Он не полезет. Но если вдруг — скажи: «Не надо драться, давай мириться!». А если ты кого-то задел — извинись. Ведь тебе приятно, когда перед тобой извиняются?
С Димой у Антона сразу сложились отношения. Тот познакомил его с другими ребятами, и они днями напролёт играли: строили шалаши, гоняли мяч, по вечерам устраивали матчи. Бабушка время от времени выглядывала во двор, проверяя, не хулиганит ли внук. Но серьёзных драк не было.
— Аа-антооон! Шесть часов, домой ужинать!
Мальчишка хлопал друзей по ладони и бежал. С распорядком бабушка не шутила: трижды он оставался без еды, пропустив завтрак или обед. В первый раз возмутился:
— Я ведь не знаю часы! Как мне понять, когда десять, а когда девять? Я ещё маленький!
— Но я же тебя будила. А часы выучить несложно. Давай научу.
Она подвела его к настенным часам:
— Видишь, короткая стрелка — часы, длинная — минуты.
Полчаса Антон всматривался в циферблат и понял хотя бы, как определять часы.
— Молодец, хоть что-то усвоил, — похвалила бабушка. — Потом ещё потренируемся. А пока вставай, когда я тебя зову. Договорились?
— Ладно. А сейчас можно поесть?
— Извини, но нет. Ты пропустил время.
С другими правилами тоже было нелегко: Антон лишился пары игрушек, шорт и баночки с «лизуном». Кошку он однажды запер в сумке, забыл про неё, и та провела там час. Другого кота обстреливал из рогатки, вытаптывая грядки. В наказание чистил курятник и метёл двор.
Но всё свободное время проводил с бабушкой: играли, учились читать, рисовали. Она никогда не кричала — только спокойно объясняла, почему нельзя. А он потом исправлялся.
— Боже, какой чистый двор! Никогда не видела таким! Молодец, Антоша! — радовалась она.
Или:
— Какие помидоры собрал! Настоящие красавцы! Пойду соседке покажу… Света! Глянь, какие помидоры сорвал Антон!
— Молодец, помощник, — отзывалась соседка. — Мне бы такого внука.
Антон смущённо хмыкал:
— А кур покормить? Давай я сам.
— Ну сходи, зерно в сарае.
— Знаю! — и он уже мчался выполнять поручение.
Подходило время уезжать. Антон взахлёб рассказывал бабушке, как научился играть в футбол.
— Я лучший бомбардир! Все так говорят!
— Я видела. Надо сказать маме, чтобы записала тебя в секцию.
Лицо мальчишки омрачилось.
— Ба… можно я останусь с тобой? Маме я не нужен, у неё теперь Павел и малыш.
— Почему ты так думаешь? Ты нужен всем: и маме, и Павлу, и мне.
— Нет, я лишний. Всё из-за Павла. Если бы не он… то мой папа…
— Антон, — бабушка мягко перебила и обняла его, — Павел не виноват в том, что случилось с твоим отцом. Такое бывает. Нужно жить дальше. И мне кажется, Павел достоин, чтобы ты дал ему шанс.
— А я не верю, что папа умер. Дома я с ним разговаривал, будто он рядом. Он был лучшим, я не могу его предать.
— Никто и не говорит о предательстве. Ты можешь помнить и любить его всегда. Он не рассердится, если у тебя появится новый папа. Наоборот, будет рад, что о тебе заботятся.
Антон задумался.
— Мама по нему не скучала. Никогда не плакала. Только один раз, когда узнала… Может, она не любила его?
— Каждый переживает горе по-своему. Твоя мама всегда была упрямая и закрытая.
— Тогда зачем ей Павел?
— Потому что он хороший человек. А женщине одной трудно. Когда-нибудь ты поймёшь.
Через несколько дней их машина остановилась у кладбища. Марина с Антоном вышли, а Павел остался качать младенца возле машины.
— Мам, зачем мы тут?
— Проведать папу. Теперь сворачиваем направо…
Сердце Антона заколотилось. Они подошли к чёрному гранитному камню. Марина убрала засохшие цветы и поставила свежие гвоздики. С фотографии на памятнике на мальчика смотрел отец — спокойная улыбка, добрый взгляд. Антон дотронулся пальцами до холодного камня.
— Он теперь там?.. под землёй?
— Да.
— Он что-нибудь чувствует? Думает?
— Ничего. Его больше нет, Антон. Он остался только в нашей памяти.
— Ты его ещё любишь? Скучаешь?
Марина вздрогнула и заплакала.
— Конечно, и люблю, и скучаю…
Антон обнял её, потом повернулся к памятнику и закричал, захлёбываясь слезами:
— Папа! Я тебя никогда не забуду! Мы с мамой всегда будем тебя любить, слышишь?!
— Он слышит, Антоша, — сказала Марина. Она опустилась перед ним:
— Прости меня, что мало уделяла тебе внимания. Я исправлюсь.
— Ничего, мам. Я попробую подружиться с Павлом… если он ещё хочет.
— Что ты! Он только этого и ждёт.
В сентябре Антон пошёл в первый класс. По вечерам Павел возил его на футбол, потом помогал с уроками.
— Ну как тренировка? Ни одного мяча не пропустил?
— Конечно! Я обожаю футбол! Дядя Павел, а давайте в выходные сыграем? Кто проиграет — выполняет желание победителя.
— Ой, так я точно проиграю! — смеялся Павел. — Куда мне до чемпиона. И что ты загадаешь?
Они в шутку толкнули друг друга плечами.
— Хочу на рыбалку, как ты рассказывал. Сможем?
— С радостью, сынок!
Антону очень хотелось в тот миг назвать Павла «папой», но он постеснялся.