Девятиэтажки, бетонные коробки с квадратными окнами, светились вечерними огнями. На детской площадке, несмотря на поздний час, ещё слышались обрывки разговоров. Двор был заставлен машинами, воздух пропитан смесью пыли и выхлопных газов.
В квартире на седьмом этаже раздался звонок. Наталья подошла к двери. На пороге стояла Лидия Аркадьевна, её соседка с восьмого этажа — полная женщина с цепким взглядом, в домашнем халате и тапках.
— Привет, Наталья, — начала Лидия Аркадьевна, не дожидаясь приглашения, и протиснулась в прихожую. От неё пахло карамелью и чем-то приторным. — Я с делом к тебе. Срочным.
Наталья кивнула, прикрыв дверь. Визиты Лидии Аркадьевны случались внезапно и редко обходились без драм. Чаще всего они превращались в длинные истории о чужих бедах и очередные сплетни.
— Проходите, Лидия Аркадьевна, — Наталья жестом указала на кухню. — Чаю?
— Не до чая, Наташ, — отмахнулась соседка и прошла в гостиную, бегло оглядывая комнату. Её взгляд задержался на семейных фотографиях — Наталья с Евгением, снимки с их дочкой, Дашей. — Ты, Наташка, пока семью берегла, а твой Женя — планы на мою Светланку строил!
Наталья медленно подошла к креслу, будто вдруг ослабели ноги.
— Что вы сказали? — переспросила она, глядя на Лидию Аркадьевну.
Та уже устроилась поудобнее, сложив руки на животе, и, склонив голову вбок, смотрела на хозяйку дома с выражением женщины, несущей тяжёлую, но благородную ношу истины.
— А то и сказала, — с нажимом произнесла Лидия Аркадьевна. — Женечка твой, извини, конечно, глаз с моей Светочки не сводит. Всё вокруг неё вьётся, как кот вокруг миски со сметаной.
Наталья оперлась о спинку стула.
— Вы, наверное, что-то неправильно поняли…
— Да ничего я не поняла, я видела! — перебила соседка. — Вчера вечером, например. Светка с работы шла, усталая, еле ноги волокла, а твой Женя как раз во дворе. Типа Лизу выгуливает, да? Так вот, он её взглядом до самого подъезда провожал. Я ещё подумала — нехорошо это. У самого — семья, а глазёнки бегают.
Наталья смотрела на неё молча. Не потому что верила. А потому что не верила — и от этого не могла подобрать слов.
Лидия Аркадьевна, вдохновлённая молчанием, продолжила:
— А Светка у меня, ты ж знаешь, добрая, доверчивая. Она, если на неё кто ласково посмотрит — всё, поплыла. А Женечка твой, видно, это просёк.
— Послушайте, Лидия Аркадьевна, — Наталья наконец нашла голос, — Женя — не такой человек. Он меня любит, он с дочкой всё время…
— А я тебе что говорю? — вскинулась соседка. — Что он плохой? Да не дай бог! Хороший! Но мужчина есть мужчина. Кровь-то играет. А Светка у меня хоть и молчит всегда, а девка статная, видная.
Наталья взяла себя в руки, выдохнула. Старалась держаться ровно, но внутри уже всё клокотало. Это даже не сплетня — это яд, смешанный с притворной заботой.
— Он ей что-то говорил? Предлагал что-то?
— А как же! — Лидия Аркадьевна свела брови. — «Добрый вечер» каждый раз, да улыбается при этом, будто она не моя дочь, а мисс Вселенная. И ещё сказал: «Вы хорошо сегодня выглядите». Ну это ж явный сигнал!
Наталья прикрыла глаза. «Добрый вечер» — это теперь повод для обвинения? Или «вы хорошо выглядите»? Женя — вежливый человек. Всегда был таким.
— Я вам очень благодарна, что вы решили со мной поговорить, — сказала Наталья медленно. — Но думаю, вы всё-таки ошибаетесь. Женя — семьянин. Он бы не стал…
— Не стала бы ты быть такой уверенной, Наташ, — перебила её Лидия Аркадьевна. — Я ж тебе не завидую. Я ж тебе по-соседски, по-доброму. Чтобы потом слёз не было.
Она поднялась с кресла, громко вздохнула и добавила с пафосом:
— Предупреждён — значит вооружён.
И вышла, оставив за собой запах карамели и густой, липкий осадок тревоги.
Наталья осталась стоять одна посреди комнаты. Где-то в детской зашуршала Лиза, потом тихо пискнула игрушка. А в голове продолжали звенеть слова: «Глаз с моей Светочки не сводит».
В квартире было темно, только над плитой горел ночник. Наталья сидела за столом с чашкой остывшего чая. Часы показывали почти одиннадцать.
Дверь щёлкнула, раздался звук ключей. Евгений вошёл, поставил портфель, снял куртку.
— Ты не спишь? — спросил он, проходя на кухню.
— Нет, — ответила Наталья, не поднимая глаз.
Он прошёл к раковине, налил себе воды.
— Как день прошёл?
— Как и всегда, — она сделала глоток. — А у тебя?
— Рабоче.
— С кем ты был в кафе «Уют»?
Пауза. Он поставил стакан. Помедлил.
— С Сашей. Коллега из отдела. Почему спрашиваешь?
— Потому что Лидия Аркадьевна сказала, что ты там был со Светланой. Что держал её за руку.
Женя усмехнулся — коротко, нервно.
— Ты всерьёз веришь Лидии Аркадьевне?
— А почему нет? — Наталья подняла глаза. — У неё очень живое воображение, но фантазии обычно основаны на наблюдениях.
Женя фыркнул.
— Ты серьёзно сейчас? Думаешь, я бы стал крутить роман со Светой?
— Я думаю, ты устаёшь. Я думаю, ты ищешь лёгкости. Думаю, тебе не хватает внимания. И не уверена, что ты умеешь быть честным, когда это сложно.
Он смотрел на неё — удивлённо, как будто впервые услышал другую Наталью. Не ту, что всегда сглаживала углы.
— Значит, ты мне не доверяешь, — тихо сказал он.
— Я перестаю, — ответила она. — Потому что ты молчишь. Потому что уходишь в себя. Потому что когда я спрашиваю, ты не смотришь мне в глаза.
Женя сделал шаг к столу.
— Я устаю, Наташ. Ты права. Я не изменяю тебе. Но иногда я… просто хочу тишины. Без контроля. Без подглядывающих глаз и ушей. Ты всё анализируешь. А теперь ещё и слухи слушаешь.
— Потому что в этих слухах — хоть какая-то реакция. А от тебя — тишина. Ты живёшь, как будто по инерции. Я не чувствую, что мы — семья.
Он отвернулся к окну, молчал.
Наталья продолжала:
— Ты ни разу не сказал мне: «Ты устала». Ни разу не обнял просто так. Светлану ты, может, и не трогаешь — пока. Но ты отдаляешься. А это страшнее.
Он не обернулся. И в этой тишине было всё: признание, усталость, испуг, безысходность.
Наталья допила чай. Медленно встала.
— Если хочешь уйти — скажи. Я не буду держать. Только не лги.
Женя стоял, как статуя.
— Я не уйду, — наконец сказал он. — Но и вернуться никуда не могу. Я будто потерял что-то. И сам не понимаю — что.
Наталья кивнула.
— Тогда найди это. Но без лжи. Без витрин. Я не декорация. Я жена. И я устала.
Она вышла из кухни. А Женя так и остался стоять у окна, глядя в тёмный двор, где под фонарём лежал снег.
Позже, когда Лиза уже спала, Наталья долго лежала в кровати, глядя в потолок. Женя рядом — дышит ровно, уснул почти сразу.
Она прислушивалась к его дыханию, будто пыталась найти в нём ответ.
Может, Лидия Аркадьевна и впрямь всё придумала?
А может, действительно что-то было? Светлана — женщина яркая, свободная, сдержанная. Не носится с кастрюлями и игрушками, не сидит в декрете. Свежий ветер, а не усталое домашнее тепло. А Женя… Мужчина. Может, он просто устал от обыденности?
Наталья отвернулась к стене и впервые позволила себе заплакать тихо, без звука.
Не от ревности. От сомнения.
Утро было холодным. Наталья вышла из квартиры с Лизой в коляске, собираясь на прогулку. Как только она потянулась за дверным ключом, услышала шаги сверху. Обернулась — по лестнице спускалась Светлана.
Как всегда — с иголочки. Серое пальто в тон сапогам, волосы собраны небрежно, но элегантно. На губах лёгкая помада. Уставшая, но красивая.
— Привет, Наташа, — сдержанно сказала она, спускаясь. — Как Лиза?
— Нормально, — ответила Наталья, опуская взгляд.
Светлана остановилась на ступень выше и поправила сумку на плече. Помолчала. Потом, словно выстрел, — прямо в цель:
— Мама опять была у вас?
Наталья подняла глаза.
— Была, — коротко.
— Ясно… — Светлана вздохнула и посмотрела в сторону. — Что она на этот раз?
— Что ты мне Женю уводишь.
Молчание.
Светлана склонила голову:
— Прямо так сказала?
— Почти. В своей манере, конечно.
— Прости, — выдохнула Светлана. — Я не знала, что всё зашло так далеко.
— А что зашло? — Наталья прищурилась. — Мне казалось, ты ничего не делаешь.
Светлана встрепенулась:
— Потому что я действительно ничего не делаю, Наташа. Ты же знаешь. Я работаю, приезжаю сюда раз в месяц. Я и с Женей едва здороваюсь.
— А она говорит, что ты с ним за руку в кафе сидела. Что он тебе цветы дарит.
Светлана широко раскрыла глаза. Улыбнулась — грустно, почти горько.
— Цветы? Он? Мне? Наташа… я бы запомнила.
Наталья почувствовала, как у неё внутри что-то сжалось. Слова Светланы звучали искренне. Даже слишком.
— А взгляд? — спросила она. — Ты чувствуешь, что он на тебя смотрит?
Светлана помолчала.
— Я чувствую, что он устал. Как и ты. У вас дочка, быт, усталость. Но на меня он не смотрит как на женщину. Он с тобой, Наташа. И он тебя любит.
Наталья не знала, что ответить.
Светлана опустилась на ступень, оказавшись с ней на одном уровне, посмотрела в глаза:
— Но я скажу тебе честно. Если бы он когда-нибудь… даже намекнул, что между вами всё кончено — я бы не вмешивалась. Я не лезу в чужие семьи. И тем более — в твою.
Наталья кивнула. Ей вдруг стало очень стыдно. И одновременно — не по себе. Не от слов. От правды в них.
— Прости, — прошептала она. — Я просто не знала, кому верить.
Светлана коснулась её руки.
— Верь ему. Или себе. Но не маме. Моя мама — это… целый театр. С ней жить — как быть актрисой, не зная сценария.
Они обе засмеялись — тихо, напряжение понемногу спадало. Лиза завозилась в коляске.
— Мне пора, — сказала Наталья. — Спасибо, что поговорила.
Светлана кивнула и пошла вниз. Наталья смотрела ей вслед и впервые за много дней чувствовала не тревогу, а что-то похожее на облегчение.