Все началось в восьмом классе, когда классная руководительница решила рассадить нас иначе. Я, Лена Морозова, вечная троечница и душа любых затей, оказалась за одной партой с Максимом. Максимом Орловым. Самым умным, молчаливым и недосягаемым мальчиком нашего восьмого «Б».
Он словно жил в другой реальности. Всегда носил безупречно выглаженную форму, решал задания с двумя звездочками и смотрел на мир спокойными глазами человека, уверенного в собственных знаниях. А я была его полной противоположностью: моя стихия – шумные вечеринки, бесконечные шутки и разговоры с подружками на последних рядах. Учеба меня занимала меньше всего.
Поначалу мы оба молчали. Он вникал в учебники, я коротала время, разрисовывая поля в тетрадях. Но однажды я не справилась с элементарным уравнением по алгебре и со злости метнула ручку.
– Трудно? – тихо спросил он.
Я безнадежно пожала плечами. Максим аккуратно взял мою тетрадь, что-то вывел в два шага и протянул обратно:
– Видишь? Нужно было лишь вынести общий множитель.
С того дня между нами будто растаял лёд. Он начал мне объяснять сначала алгебру, потом физику, а позже даже помогал с сочинениями. Я открыла в нём другого Максима – не заумного ботаника, а внимательного, ироничного и удивительно глубокого человека. Мы оставались после уроков, и он рассказывал мне законы Ньютона так, будто это главы захватывающего романа.
Я влюбилась. Бесповоротно и навсегда. Очень скоро мне стало казаться, что и он тоже испытывает ко мне что-то большее. Максим начал улыбаться чаще, позволял себе подшучивать, а однажды, провожая меня до дома, сказал: «Знаешь, Лена, рядом с тобой мир ярче».
Именно тогда в голове возникла безумная мысль. Я решила доказать, что достойна его. Через неделю объявила ему, что намерена бороться за серебряную медаль.
Максим удивлённо поднял брови:
– Ты всерьёз?
– Конечно. Но без тебя не справлюсь. Будешь моим наставником.
Он согласился. Звать друзей домой ему запрещали, поэтому мы занимались у меня. Сначала через день, потом каждый вечер. Максим оказался строгим учителем – не позволял лениться. Мне пришлось забыть о дискотеках и шумных компаниях. Иногда хотелось всё бросить, но он говорил: «Ты сильная, Лена. Ты сможешь». И я продолжала идти к цели… и к своей любви.
На выпускном директор вручала мне аттестат с одной четвёркой и ту самую серебряную медаль. Я поймала взгляд Максима – он смотрел с гордостью и нежностью. Позже, прижимая меня к себе в танце, он прошептал: «Я восхищаюсь тобой. Ты невероятная, Лена Морозова».
Казалось, счастье уже в руках.
Но был человек, который видел во мне не стремящуюся к знаниям девушку, а угрозу для будущего своего сына. Его мать, Ольга Сергеевна, вдова военного лётчика, обожала Максима. Женщина с прямой осанкой, холодным взглядом и безупречной причёской. Я часто гадала, сама ли она так укладывает волосы или каждый день ходит в салон, но так и не решалась спросить.
Ольга Сергеевна с самого начала смотрела на меня свысока и никогда не отвечала на приветствия, если мы пересекались во дворе. Она прекрасно знала о нашей дружбе, но делала вид, что никакой Лены Морозовой не существует. Я навсегда запомнила тот ужин у них дома. Максим, краснея, пригласил меня незадолго до выпускного – сказал, что мама хочет поговорить.
Стол сверкал белоснежной скатертью и блестящей посудой. Разговор напоминал допрос:
– Лена, где трудятся ваши родители? Завод? Вы единственный ребёнок? Квартиру оформили? … Я понимаю, вы старались в школе, но вуз – это совсем другой уровень. Максим должен сосредоточиться на знаниях, а не на… увлечениях.
Я пыталась шутить, рассказывала о планах поступить в педагогический институт – мол, Максим прекрасно меня подготовил, – но ощущала себя мухой в паутине. В её взгляде ясно читалось: «Ты моему сыну не ровня». Максим пробовал возразить: «Мама, хватит», – но это прозвучало слишком мягко.
После школы Максим уехал в столицу и легко поступил в престижное военное училище, где когда-то учился его отец. А я подала документы в наш пединститут. Он успел написать мне два письма, полные любви и надежд. Но судьба распорядилась иначе: я узнала, что жду ребёнка. Нашего первого и последнего.
Я сразу написала Максиму. Но ответ пришёл от его матери. Холодным тоном она заявляла, что сын обязан сосредоточиться на карьере, что ребёнок – лишь моя забота, а их семья не позволит себе скандала. Внизу он добавил от руки: «Лена, прости. Разберись сама. Я не могу противиться маме».
«Слабак», – подумала я тогда. И сразу поняла: пора взрослеть. Я не поехала к нему, не искала встреч. Родители поддержали меня и помогли принять решение родить, хотя конец восьмидесятых был суровым временем для матери-одиночки. Но мама после короткой паузы сказала: «Дети, рождённые в любви, всегда красивы и счастливы».
Сын появился на свет за неделю до моего восемнадцатилетия. Я назвала его Степаном, дала свою фамилию, а графа «отец» осталась пустой. Жили мы у родителей. Иногда встречала Ольгу Сергеевну, но она делала вид, что не узнаёт меня. На семейном совете мы решили ничего у них не просить.
С помощью родителей я окончила курсы и стала парикмахером. Потом отец взял кредит, и я открыла салон. Жизнь постепенно наладилась, мы со Степаном переехали в собственную квартиру. Позже я встретила Павла – мужчину, который принял и меня, и сына. Мы переехали в Германию, где у нас родилась дочь.
Степан рос серьёзным, целеустремлённым парнем. От отца унаследовал ясный ум, от меня – энергию. Он стал блестящим юристом, добился успеха, и я гордилась им. Но иногда, глубокой ночью, меня накрывала тоска о той жизни, что могла быть с Максимом.
О его судьбе я слышала лишь обрывки. Учился он прекрасно, но карьера в армии не сложилась. Его называли слишком принципиальным, негибким. Уволили после конфликта с начальством. В родном городе он так и не смог устроиться – пробовал работать в милиции, инженером, агентом, но нигде не задерживался. Жил один, в старой квартире матери, которая превратилась в склеп его несбывшихся надежд. Жениться он не решился.
Степан, напротив, стал моей радостью и триумфом. С детства знал, что появился благодаря необыкновенной любви. Я и сама верила: Максим любил меня, просто не смог восстать против воли матери.
Однажды, когда Степан уже руководил крупной юридической фирмой в Берлине, он спросил:
– Мам, а что было бы, если бы ты осталась с отцом?
Я посмотрела на своего умного, красивого сына и ответила с улыбкой:
– Тогда не было бы тебя таким, какой ты есть. И меня такой тоже. Мы не выбираем за других. Мы лишь делаем шаги и называем это судьбой. Я выбрала свой путь и ни о чём не жалею.
И это была правда. Степан стал моей наградой, моим счастьем и доказательством того, что жизнь благодарит тех, кто не ожесточился. А Максим… Его одиночество стало расплатой за нерешительность.