— Ты опять детей на меня оставишь и исчезнешь до вечера? — Вера смерила невестку строгим взглядом. — Уже который раз за эту неделю?
— Мамочка Вера, ну умоляю, всего пару часов! У меня приём у врача, ты же понимаешь, это очень важно!
— Лена, ладно, привози, — тяжело выдохнула Вера. — Я только-только со смены пришла, но ради внуков силы всегда найду.
— Вы просто ангел, мама Вера! Через полчасика будем!
Она отключила телефон и устало потерла виски. Уже третий раз за неделю. То гинеколог, то стоматолог, то ещё какой-нибудь «жизненно необходимый» специалист, к которому непременно надо именно сейчас и непременно без детей.
Вера медленно поднялась с дивана, на котором три года назад угас её Николай, и направилась на кухню включить чайник. Внуки ведь обожают какао с маршмеллоу, надо проверить, осталось ли сладкое.
Квартира хранила прежнюю тишину вдовства. После смерти Николая она так и не решилась что-то менять: тапки у входа, халат на крючке в ванной, очки в старом футляре на тумбочке.
Игорь как-то пытался убрать всё это, но мать взмолилась:
— Не трогай, сын, мне так легче.
Лена появилась ровно через двадцать минут. Её пунктуальность Вера всегда отмечала, хотя во всём остальном сноха оставалась загадкой, как сериал: смотришь — всё ясно, но что-то постоянно ускользает.
— Бабушка Вера! — Соня влетела в прихожую первой, размахивая рюкзаком с зайцем. — Мы к тебе надолго?
— Всего на пару часиков, крошка моя.
Следом вошёл Петя, четырёхлетний крепыш с мамиными глазами. Он молча прижался к бабушкиной ноге, словно подпитывался её теплом, как телефон от розетки.
— Спасибо вам, мама Вера, вы меня так выручаете, — Лена чмокнула её в щёку, оставив след алой помады. — Я к четырём заберу их, ну максимум к пяти. Сами понимаете, пробки.
И улетучилась, оставив после себя запах дорогих духов и тень недосказанности.
Дети расселись на кухне привычно, как дома. Соня деловито раскладывала тетрадки:
— Домашку сделаю, баб Вера, а то мама опять будет ворчать.
Петя уселся на свой стульчик с подушкой-котом.
— Баб Вера, а мама с дядей Артёмом снова в кафе пойдёт? — вдруг спросила Соня.
— С каким ещё дядей Артёмом, милая?
— Ну с тем, на большой машине. Мы с ним в «Кофейню» ходили, он мне блинчики купил. А потом мама долго с ним разговаривала в машине. Так долго, что Петя заснул.
— А где они говорили?
— В каком-то подъезде. Я в окошко видела. Они там обнимались, как ты с дедушкой Николаем раньше.
Чашка выскользнула из рук и разбилась на плитке. Один осколок полоснул по ноге. На белой кафеле закапала кровь — алая, как та самая помада Лены.
Вечером Лена появилась только в половине девятого. Дети уже дремали на диване под старым пледом. Вера сидела напротив и думала, как странно устроена жизнь: вот они, доверчиво посапывающие во сне малыши, а их мать тем временем…
— Простите меня, мама Вера, всё затянулось. Вы же знаете, какие очереди бывают в поликлиниках!
— А в каких же поликлиниках приём длится до девяти вечера? — спокойно поинтересовалась Вера.
— В частных… платных же, — Лена отвела взгляд и стала рыться в сумочке, словно ища там несуществующую вещь.
— Лена, давай-ка прямо скажем. Кто такой этот Артём?
Невестка то вспыхнула, то побледнела, потом снова залилась краской — эмоции метались по её лицу, как тени в грозу.
— Дети вам наболтали?
— Они сказали правду. В отличие от их матери. Сколько ещё ты собиралась водить меня за нос?
— Вы не понимаете, мама Вера… Игорь изменился. Замкнулся. Только работа — дом, дом — работа. А я ведь живая женщина, мне нужно… чувствовать себя нужной.
— Для этого обязательно таскать детей на свидания?
— А куда их девать? Няню нанимать? Так Игорь вопросы задавать начнёт. К вам каждый раз приводить — вы устанете, откажете…
— То есть врать удобнее?
Лена подхватила сонного Петю, растолкала Соню. Уже у двери обернулась:
— Артём хороший. Он меня по-настоящему любит.
— А муж? А дети твои?
— Дети будут со мной. А Игорь… он давно живёт в своём мире — работа и память об отце.
Две недели пролетели в оцепенении. Лена продолжала привозить детей, но хотя бы перестала врать, говорила прямо:
— У меня дела.
Вера молча принимала внуков, кормила, укладывала спать. Игорь звонил по вечерам, жаловался на усталость. Она молчала.
А потом настали те самые выходные.
— Мама Вера, помогите опять! У меня срочная командировка. Игорь в ночную смену, детей совсем не с кем оставить…
— На все выходные?
— Да. Вернусь в воскресенье вечером. Очень прошу!
И снова Вера согласилась. Дети-то ведь не виноваты.
В субботу вечером позвонил Игорь:
— Мам, не знаешь, почему у Лены телефон выключен? С обеда дозвониться не могу.
— Так она же в командировке. Может, там связь плохая.
— В какой командировке? Мам, ты что? Она мне сказала, что с подругой на дачу. Отдохнуть. А дети у тебя.
Трубка выпала из рук Веры с тем же звуком, что и разбившаяся чашка две недели назад.
Развод оформили быстро. Лене досталась квартира, Игорю — машина и дача. Но главное — раздел детей.
Игорь с Соней переехали к Вере. Первые недели были а.дом. Девочка плакала ночами, звала маму, тянулась к братику. Игорь метался по квартире, то запирался в ванной, то застывал на диване. Вера рвалась между ними обоими.
А потом случилась встреча.
Они шли из магазина. На площадке играли дети, среди них — Петя.
— Братик! — Соня вырвалась из рук отца и побежала к нему.
Мальчик обернулся, лицо его озарилось.
— Соня! Бабушка Вера! Папа!
Он бросился навстречу, но Лена перехватила его на полпути. Подхватила, резко развернулась и пошла прочь. Петя кричал через плечо:
— Папа! Папа! Бабушка!
Артём поднялся с лавки, стряхнул сигарету и последовал за ними, даже не взглянув в их сторону.
Соня осталась на площадке и зарыдала. Игорь поднял её на руки, прижал к себе. Вера смотрела вслед и думала: есть раны, которые не лечит время. Мальчик, которого она считала своим внуком, которого кормила, учила завязывать шнурки, теперь исчез навсегда.
Чужая кровь, чужой ребёнок. Но разве сердце понимает такие слова?
Вечером они сидели втроём за столом. Соня рисовала братика, как умела. Игорь возился с отцовским приёмником — руки должны быть заняты, иначе сойдёшь с ума. Вера перебирала фото: вот Петя на первом дне рождения, вот он с Николаем на даче, вот учится кататься на велосипеде.
— Не выбрасывай их, мам, — тихо попросил Игорь.
— И не собиралась.
— Может, когда-нибудь… когда он вырастет…
— Может быть, сынок. Всё может быть.
За окном сыпался первый снег. Хлопья ложились на стекло и таяли, оставляя влажные следы. Как слёзы, подумала Вера. Или как время: приходит, тает, но следы остаются.
Соня подняла голову от рисунка:
— Баб Вера, а Петя нас помнить будет?
— Конечно, будет, золотце. Сердце не забывает тех, кого любило.
— А мама? Мама нас хоть любила?
Вера переглянулась с Игорем. Что можно ответить ребёнку на такой вопрос?
— Мама любит по-своему, крошка. Просто взрослые иногда так путаются в своей любви, что забывают о самом главном.
— О чём? Скажи, бабушка.
— О том, что дети — это не вещи, которые можно делить.
Соня серьёзно кивнула и вернулась к рисунку. На листе были четыре фигурки: девочка, мальчик поменьше, папа и бабушка. Внизу криво написано: «Мая сямья».
И пусть там были ошибки, пусть рядом не хватало одного человека, пусть мальчик теперь далеко. Они всё равно были семьёй. Израненной, неполной, но семьёй.
И никакая разлука этого уже не изменила.