Лара проснулась ещё до рассвета. Ощущение тревоги давило под ложечкой, будто что-то должно было случиться.
Десять лет. Ровно десять лет вместе. Юбилей. «Оловянная свадьба», как писали на сайтах.
Она фыркнула в подушку: кто вообще придумал эти названия? Олово — металл мягкий, гнётся, плавится от жара.
Наверное, символично.
Она перевернулась, посмотрела на спящего мужа. Артём лежал к ней спиной, дышал ровно, спокойно, будто ничего особенного не происходило.
Да, конечно. Для него это просто суббота.
Она медленно села, потянулась и позвала:
— Артём, вставай. Нужно стол накрывать, родители приедут, гости.
Он не шевельнулся. Только глухо буркнул в подушку:
— Лар, ты же всё успеваешь сама.
Она опустила глаза, тихо вздохнула.
Как всегда.
Холодная плитка бодрила. Лара босиком прошла на кухню, достала из холодильника курицу, начала мыть, резать, натирать специями. Всё — машинально.
Руки двигались сами, а мысли текли тяжело, густо.
Когда он перестал замечать, что я устаю? Когда перестал смотреть с теплом? Когда я перестала ждать его шагов в прихожей с радостью, а не с равнодушием?
— Мам, а что сегодня? — в дверях появилась Соня, лохматая, в пижаме с зайцами.
— Гости будут, — ответила Лара. — Празднуем с папой десятилетие.
— Вау! — девочка расплылась в улыбке. — А подарки будут?
Лара усмехнулась.
— Может, — сказала она, не глядя.
Хотя знала: нет. Не будет.
Последние годы «подарки» означали одно — она сама выбирала что-то в корзине интернет-магазина, а Артём просто нажимал «оплатить». И считал, что сделал сюрприз.
Романтика, ага.
День пролетел в делах: резала, жарила, мыла, накрывала. Артём помог только один раз — расставил тарелки после третьей просьбы.
К вечеру дом наполнился голосами, запахом вина и парфюма. Смех, звон бокалов, поздравления.
Родители Артёма — при параде, мама в жемчугах, отец с осанкой полковника. Друзья — шумные, весёлые. Подруги Лары — Вика и Инна — пришли с мужьями.
— За любовь! — кричали.
— За десятилетие счастья!
— За терпение жён и мудрость мужей!
Лара улыбалась, кивала, пила.
А внутри было пусто. Праздник шел, как фильм, где она не актриса, а зритель.
И вдруг, между тостами, она сама не поняла, зачем сказала:
— Артём, а где мой подарок?
Сказала шутливо, легко. Но слова повисли в воздухе, как тонкая нить.
Он посмотрел на неё — коротко, с раздражением.
Поставил бокал, и холодно ответил:
— Не заслужила ты подарка.
Тишина ударила по ушам.
Лара замерла, бокал в руке дрогнул.
Она видела: он даже не понял, что сказал. Просто… устал, раздражён. А больно стало ей.
Все притихли. Кто-то кашлянул. Вика отвела взгляд. Инна сжала губы.
И вдруг Лара рассмеялась.
Тихо, звеняще, почти искренне.
— Знаете, друзья, — сказала она, поднимаясь. — Он прав. Не заслужила. Ну правда! За что? Что я такого сделала? Дом держу в порядке, ребёнка растила, борщ варю, носки ищу? Так ведь это всё… по умолчанию, правда? Любовь же!
Кто-то прыснул от смеха. Артём нахмурился:
— Хватит.
— Нет, не хватит, — спокойно ответила Лара. — Давайте лучше выпьем за мужчин, которые помнят, зачем вообще женились. За тех, кто видит рядом женщину, а не бесплатный сервис. И — за тех, кто не унижает своих жён при гостях!
Тост прозвучал резко. Воздух будто застыл.
А потом кто-то хлопнул в ладоши.
— Вот это да! — крикнул Егор, друг Артёма. — Поддерживаю! За женщин!
Он встал, поднял бокал. За ним — остальные. Смех, аплодисменты, оживление.
Макс, другой приятель, выскочил за дверь и вернулся с букетом роз:
— Лар, держи! Эти должны были быть для Светки, но ты заслужила больше!
Она взяла цветы и впервые за вечер заплакала. Слёзы катились горячими струйками, как облегчение.
Кто-то протянул шоколадку, кто-то — открытку, кто-то снял с ключей брелок и сказал:
— Пусть на счастье будет!
Даже Соня принесла рисунок — мама в платье и короне. Надпись: «Самая лучшая».
Артём резко поднялся. Стул грохнул.
— Хватит! — рявкнул он. — Цирк устроили!
Все замерли.
Егор тоже встал:
— Артём, ты совсем? Жену унизил, а теперь орёшь? Стыдно, брат.
Свекровь зашипела:
— Артём, люди же видят!
Но он вырвал руку и вышел на балкон. Хлопнула дверь.
Лара вытерла слёзы, посмотрела на подарки — цветы, открытку, рисунок, брелок.
Улыбнулась.
— Спасибо вам, — сказала тихо. — Вы сделали этот вечер настоящим.
Гости постепенно расслабились, начали говорить откровенно. Женщины делились историями, мужчины кивали, смущались.
Кто-то признался, как забывал даты, кто-то — как учился просить прощения.
Артём молчал. Сидел в углу и слушал. И впервые за долгое время чувствовал, как сжимается что-то внутри. Не злость.
Стыд.
Поздно ночью, когда все ушли, он подошёл к ней.
Она стояла у раковины, мыла бокалы.
— Лар, — тихо сказал он. — Прости меня. Я был дураком.
Она выключила воду, повернулась. В её глазах не было ни злости, ни слёз. Только усталость.
— Знаешь, я ждала этих слов десять лет, — ответила она. — Просто «прости». Без оправданий.
Он кивнул.
— Я исправлюсь. Обещаю.
Она посмотрела прямо.
— Посмотрим, Артём. Посмотрим.
Утром её разбудил свет. На подушке рядом лежала бархатная коробочка.
Внутри — кулон. Тонкий, золотой. Гравировка: «Ларе. С любовью. А.»
— Я заказал его месяц назад, — сказал он, сидя на краю кровати. — Хотел сделать сюрприз. Только момент выбрал неудачный. Вчера я всё испортил.
Она посмотрела на кулон, потом на него.
— Мне не нужны были украшения, Артём. Мне нужно было, чтобы ты просто был рядом. Настоящий.
Он тихо сказал:
— Я понял. И я буду.
Она улыбнулась — впервые по-настоящему за долгое время.
— Тогда начнём заново.
Он обнял её, и Лара подумала:
Может, десять лет — это не излом. Это точка, откуда всё можно начать по-новому.