— Теперь это наш общий дом! Ты должна слушаться мою мать, — резко выпалил Денис. А потом замолчал — слишком поздно понял, что сказал.
Мила стояла у окна своей кухни, лениво перемешивая ложечкой остывший кофе. Сентябрьская тишина пряталась в саду за окном, где ветер лениво гонял жёлтые листья. В этом доме всё дышало её заботой: от тёплого света на кухне до подборки винтажной посуды на открытой полке. Она сама всё обустроила. Сама купила, сама вложила силы.
— Общий? — переспросила она, не повышая голоса. — Странно, но каждый раз, когда приходит Галина Аркадьевна, я ощущаю себя квартиранткой.
Денис нахмурился, но промолчал. За полтора года брака он так и не научился справляться с матерью. А может, и не хотел.
Мила аккуратно поставила чашку на стол и заглянула мужу в лицо:
— И ты правда считаешь, что я обязана подчиняться ей? Что она имеет право переставлять мебель, выкидывать мои вещи, менять порядок в шкафах?
— Она просто заботится, — пробормотал Денис. — Хочет как лучше.
— Для кого? — спокойно спросила Мила. — Для тебя? Для себя? Или для нашей семьи, которой она не даёт даже попытки на самостоятельность?
Он отвёл взгляд.
— Знаешь, что самое обидное, Денис? — продолжила она тихо. — Не то, что она приходит без предупреждения. Не то, что навязывает свои правила. А то, что ты ей позволяешь это. И даже поощряешь.
Он шагнул к ней, но она сделала полшага назад.
— Мила…
— Я устала, — перебила она. — Этот дом — моя зона безопасности. Или был ею, пока вы вдвоём не сделали его полем боя.
Денис опустил руки. Он впервые увидел, насколько она утомлена. Не зла — именно выжата. Словно ежедневно ведёт бой с ветряными мельницами, которые никто не замечает, кроме неё.
— Я не хотел… — прошептал он.
— Хотел или нет — уже не важно, — сказала она и вышла из кухни, оставив его среди запаха холодного кофе и чужих решений.
Денис стоял посреди кухни, облокотившись о край стола, будто опирался на последнюю опору. За дверью слышались лёгкие шаги — Мила ушла в спальню. Не хлопнула дверью, не крикнула, не устроила сцену. Просто вышла. Как человек, уставший объяснять очевидное.
Спустя несколько минут, будто почувствовав затишье, в кухню вошла Галина Аркадьевна. На ней всё ещё были её фирменные бусы и свежий аромат духов, чуть сладковатый, навязчивый.
— Ну? — спросила она. — Ты ей сказал? Как она отреагировала?
— Я сказал, — глухо ответил Денис. — Только теперь сам не рад.
— Не преувеличивай, — фыркнула свекровь, проходя к раковине. — Женщина должна уметь уживаться с матерью мужа. Я, между прочим, с твоим отцом жила под одной крышей с его родителями и ничего — не умерла.
— Мам, — Денис устало провёл рукой по лицу. — Это не та ситуация. Это Милкин дом.
— Дом? — усмехнулась Галина Аркадьевна. — Купила — молодец. Но ты же муж. Ты теперь здесь хозяин. Или у вас теперь по-другому?
— Здесь не армия, чтобы приказывать, — буркнул он. — И не гостиница, чтобы жить по чьим-то расписаниям.
— Ах вот как? — её голос стал резче. — То есть я — помеха? Мать, которая сына растила одна, теперь помеха?
Он хотел что-то ответить, но не успел. В коридоре послышались шаги, и Мила появилась в дверях, с чемоданом в руке.
— Я еду к себе, — сказала она спокойно. — В квартиру, которую сдавала до свадьбы. Замки там ещё мои. Уборку сама сделаю.
Денис бросился к ней.
— Подожди! — Он схватил её за локоть. — Ты что, серьёзно?
— А ты думал, я буду смотреть, как ваша «семья» выселяет меня из моего дома? — её голос дрожал, но она держалась. — Сначала мягко, потом советами, а теперь уже приказами.
— Мила, я… я не хотел…
— Ты сказал всё, что хотел, — прервала она. — «Общий дом», «слушай мою маму»… Вот только у меня нет сил слушать, когда меня выдавливают из моей жизни.
— Куда ты поедешь? Уже поздно.
— Туда, где будет тише. Где ко мне будут приходить по приглашению. Где я буду чувствовать, что у меня есть границы.
Галина Аркадьевна молчала, но выражение её лица менялось — от торжества к недоумению, от недоумения к растущей тревоге.
— Я не хотела этого, — прошептала она. — Я просто думала, если немного направить…
— Вы не направляли. Вы вмешивались, — Мила посмотрела на неё прямо. — А вы, Денис, не остановили. Хотя могли.
Она надела пальто, подняла сумку. Перед тем как открыть дверь, обернулась:
— Не звони, пока не поймёшь, что такое семья. И не пока не станешь взрослым.
Дверь захлопнулась мягко, но после неё в доме будто провалилось всё — тишина, стены, воздух.
Денис стоял, не в силах пошевелиться. А его мать, в первый раз за много лет, почувствовала, что осталась лишней в том месте, где мечтала быть незаменимой.