— Ты на себя глядела? Неужто трудно привести себя в порядок? — усмехнулся Влад.
— Могла бы хоть голову вымыть, — бросил он с дивана, не отрываясь от экрана телефона.
Наташа резко обернулась от плиты. В одной руке — кастрюля с овсянкой, на ней старенький халат, волосы кое-как скручены в пучок, под глазами — синяки. Дочь Лера цеплялась за неё, хныкала, просилась на руки. Наташа одной рукой прижимала малышку к бедру, другой мешала кашу.
— Ага, спасибо, что напомнил. Завтра и ресницы накрашу — может, тебе полегчает, — пробормотала она уставшим голосом.
— Я же просто сказал. За собой следить трудно, что ли? — снова фыркнул Влад.
На кухне тянуло подгоревшим молоком. Наташа поставила тарелку, налила чай. Влад лениво уселся за стол и, ковыряя ложкой, вдруг произнёс:
— Ты в зеркало давно смотрелась? У нас на работе Женя, в декрете была — куколка! Ухоженная, аккуратная. А ты…
Наташа молча вытирала стол. Внутри всё будто сжималось. Ни злости, ни боли — просто пустота.
Поздно вечером, когда Лера не могла заснуть и плакала, Наташа пыталась одновременно её укачать и отстирать кофточку. Вода в тазу давно остыла. Влад лежал на диване, мельком бросая взгляды, потом снова залип в экран.
— Вот она ты, настоящая, — процедил он. — С тазиком, без маникюра, в мыле. Очаровательно.
— А у тебя есть желание что-то сделать по дому, кроме как язвить? — тихо спросила она, не поворачиваясь.
Он пожал плечами:
— Ты всегда такой была. Просто раньше притворялась другой.
Наташа распрямилась. Вода стекала с рук. Она повернулась.
— Я тяну всё: дом, ребёнка. На себя не остаётся ни минуты. Ты хоть раз это понял?
— Это не мои заботы. Женщина должна выглядеть. А не… ну, ты поняла.
Она захлопнула люк стиралки:
— Хочешь красоты — оставайся, мой пол, вари кашу. Я пойду на маникюр.
Он рассмеялся:
— Да тебе уже ничего не поможет. Ты не врубаешься, о чём я вообще.
Через несколько дней тишина в доме стала звенящей. Лера закашляла ночью — Наташа поднялась, укрыла, дала сироп. С утра они пошли к педиатру. Влад, не глядя:
— У меня зум. Разберись сама.
Когда пришла его мать, Вера Константиновна, Наташа не сразу поняла, кто открыл дверь. Она поставила на стол бульон, села у кровати Леры, бросила на Наташу быстрый взгляд:
— Ты сама-то как? Худющая. Что у вас происходит?
— Всё в порядке, — коротко сказала Наташа.
— Не врёшь ли? Видно ведь. Он холодный, ты — в тени. Это не семья.
Наташа лишь вздохнула. Поздно вечером Влад пришёл, с запахом алкоголя, помадное пятно на воротнике. Наташа уставилась на него:
— Это что?
Он дёрнулся, не глядя в глаза:
— Да ничего. В баре поцеловали. Без истерик.
— Ты пил? С чужой помадой. Даже не пытаешься оправдаться?
— Не начинай. Да, есть у меня другая. Женственная, ухоженная. Я устал от твоего болота.
Она молча вышла. Села у кровати дочери. Молчала. Утром он собрал вещи. Без слов. Наташа смотрела, как он садится в такси. Лицо её было ровным, спокойным.
Весь день она действовала, как робот. Вечером Лера вскрикнула во сне. Наташа прижала её к себе — и слёзы хлынули сами собой. Она схватила телефон и дрожащими пальцами нашла номер сестры — Ани.
— Я не знаю, как жить, — прошептала в трубку. — У меня внутри всё провалилось.
— Я приеду утром. Приготовлю что-нибудь, побуду рядом. Мы справимся, слышишь?
Наутро Наташа проснулась от скрипа входной двери — Аня вошла с пакетом и кастрюлей. Катя, прижавшись к ней, ещё спала.
— Тихо, я всё сама, — прошептала сестра.
На кухне запахло бульоном. Наташа стояла, держась за спинку стула.
— Привезла поесть. И книжку Лере. И просто приехала. Можно?
— Конечно, — хрипло отозвалась Наташа.
Через час в дверь позвонили. Вера Константиновна. В руках сок и апельсины. Увидела Аню — замерла.
— Доброе утро…
— Доброе, — кивнула Аня.
— Я к Лере. Можно?
— Спит, — сказала Наташа позже. — Бледная.
— А ты, Наташа… Ты совсем истощала. Он всё разрушил. Глупец. Вечно искал, где лучше…
— Поздно думать, — тихо произнесла Наташа.
— Но быть рядом не поздно, — Вера поставила апельсины. — Я хочу помогать с Лерой. Если позволишь.
Марина вытащила фото и кофе. Сидели до обеда, вспоминали детство. Наташа даже рассмеялась — нервно, но искренне.
Вечером позвонил Влад.
— Надо обсудить раздел имущества. Ну… ты понимаешь.
— Делай, как хочешь.
— Я бы хотел по-человечески.
— Уже поздно.
Она отключила. И положила телефон экраном вниз.
Через неделю Лера пошла на поправку. Наташа наладила режим. Тишина в квартире перестала пугать. Вера приходила, помогала, молчала. Разговоров о сыне больше не было.
Однажды позвонила знакомая. Предложила Наташе подработку: администрировать детские онлайн-занятия. Наташа замялась, но потом вдруг сказала:
— Попробую.
В тот вечер, когда она мыла посуду, Лера подошла к двери.
— Папа!
Наташа села рядом:
— Папа живёт в другом месте. Но я с тобой. Всегда.
Дочка положила голову ей на плечо. И Наташа ощутила странное спокойствие.
Прошло несколько месяцев. Она втянулась в рутину. Вера присылала фото носочков и книжек. Аня — голосовые.
И вот однажды… в дверь постучали. На пороге стоял Влад.
— Привет. Я хотел увидеть Леру. И тебя.
— Она спит.
— Я был дурак. Прости.
— Это ей скажи. Она тебя ждала у двери.
— Может, зайду? Просто поговорим?
— У нас больше нет «просто».
И она закрыла дверь. Спокойно. Плавно.
На следующий день он снова пришёл. С цветами. Сидел на лавочке.
— Меня выгнали. Уволили. Я… не знал, куда идти.
— Теперь — не мои заботы. Живи, как умеешь.
— Мы расстались. С той. Всё закончилось.
— Не выдержал её запросов? — Наташа усмехнулась. — Сложнее, чем меня унижать?
Он молчал. Потом снова пришёл.
— Я всё понял. Прости. Я хочу всё исправить.
— Я уже другая. Предателей не прощаю.
В тот вечер она выбросила старые фото. Закрыла прошлое.
Утром в квартире пахло печеньем. Лера прятала его в карманы. Наташа смотрела в окно — солнце скользнуло по подоконнику.
Она выжила. Осталась собой. И впервые поняла: её путь — только начинается.