Лера с утра проснулась с тяжёлым ощущением в груди, как будто ночью кто-то положил туда камень. На тумбочке мигал телефон — от свекрови было шесть непрочитанных сообщений и одно голосовое.
«Лерочка, не забудь, что сегодня ВАЖНЫЙ вечер», «оденься ПО-ЛЮДСКИ», «гости будут солидные». Между строк легко читалось главное: «не смей выставить меня в дурном свете».
Они с Кириллом уже несколько лет жили у его матери «на время», пока «не встанут на ноги». Это «время» растянулось, а границы так и не появились. Каждое утро начиналось с комментариев: то пол не так помыт, то тарелка «не по центру», то взгляд «слишком холодный».
Про сегодняшний вечер Галина Степановна говорила уже неделю, словно готовилась к экзамену. Перечисляла фамилии гостей, их должности, сколько у кого квартир, кто во что одет бывал «на приличных приёмах». От Леры требовалось одно — не портить картинку.
Она долго стояла перед шкафом. Перебирала вешалки, трогала ткань пальцами, прислушиваясь к себе. Яркой, броской одежды у неё почти не было — не прижилась. В итоге Лера достала привычное серое платье до колен, ровное, спокойное. В нём ей было… безопасно. Она посмотрела в зеркало, подтянула ремешок, собрала волосы, нанесла лёгкий макияж и, вроде бы немного выровняв дыхание, вышла в коридор.
И именно в этот момент из комнаты свекрови донёсся резкий стук каблуков.
Воздух в квартире ещё до прихода гостей стал вязким и тяжёлым, словно кто-то растворил в нём настой раздражения и тревоги. Галина Степановна замерла у двери, оглядывая невестку так, как будто перед ней был чужой, испорченный эскиз.
— Ты вообще видела себя в зеркале в этом тряпье?! — взвилась она. — Даже не думай позорить меня перед моими гостями!
Лера даже вдохнуть толком не успела.
Фраза ударила, как пощёчина. Она опустила взгляд — на простое серое платье до колен, аккуратное, без лишних деталей, с тонким ремешком. Волосы собраны, лёгкий макияж — всё как всегда.
— Оно чистое… и вполне приличное… — неуверенно выдохнула она. — Что с ним не так?
— Не так там всё! — отрубила свекровь. — Ни вкуса, ни чувства момента у тебя! На праздник вырядилась так, словно в траур собралась!
За спиной Леры раздался еле слышный выдох мужа. Кирилл, застёгивая пуговицы на рубашке перед зеркалом, двигался размеренно, будто происходящее его никак не касалось.
— Мам, ну зачем опять начинать? — бросил он через плечо. — Нормальное платье.
— Нормальное? — Галина Степановна резко дёрнулась к нему. — У меня сегодня серьёзный вечер, а твоя жена — как серая тень! Придут приличные люди: Сафроновы, Латышевы, они всё подмечают. Я не собираюсь из-за тебя краснеть!
Лера промолчала. Злость поднималась не на свекровь — на себя, за то, что в который раз позволила затащить себя в это болотце придирок.
Кирилл подошёл ближе, наклонился к ней:
— Не бери в голову, она просто на нервах.
И тут же скрылся в комнате.
На том месте, где он только что стоял, будто повисла пустота, отдающая одеколоном и безразличием.
День тянулся бесконечно. Свекровь металась по дому, проверяла сервировку, дёргала скатерть, подвигала тарелки на пару миллиметров, чтобы «не косилось». Из кухни шли запахи жаркого, курицы в духовке и карамели.
Лера попыталась включиться в хлопоты, но её быстро отодвинули в сторону.
— Не лезь! Только разольёшь всё! Всю жизнь всё делаешь как будто через силу! — отмахнулась Галина Степановна. — Лучше принеси свечи, те, что слева в шкафчике.
Лера порылась, но свечи так и не обнаружила. Когда вернулась, услышала:
— Я с самого начала понимала, что хозяйка из неё никудышная! Материнское сердце не обманешь.
Эти слова прозвучали для соседки Нины, заглянувшей помочь.
Лера застыла у дверного проёма, не решаясь войти. Её словно стянуло изнутри.
— Да перестань ты, Галка, — примиряюще заметила Нина. — Молодая ещё, втянется.
— Молодая… — раздражённо буркнула свекровь. — Шестой год живут, а она тут всё как пришлая! Ни тепла, ни толку. Одна видимость.
У Леры болезненно кольнуло в груди.
Она молча водрузила найденные свечи на стол и ушла к себе.
Её убежищем была спальня. Небольшая комната с окном во двор, куда постоянно тянуло влажной землёй. Тут можно было хотя бы немного распрямить плечи. Она расстегнула ремешок на платье, опустилась на кровать и зажмурилась.
Перед внутренним взором всплыли давние сцены: день свадьбы, когда Галина Степановна впервые, с холодной усмешкой, окрестила её «Леркой»; её визит в палату после родов с букетом роз и фразой: «Ну ты, конечно, раздалась».
А потом — вечера за общим столом, натянутая улыбка свекрови, в которой звучало меньше презрения, чем паники — страха потерять власть над сыном.
Когда-то Лера изо всех сил старалась завоевать её расположение. Пекла пироги, драила окна, терпела колкие замечания ради мнимого мира. Но теперь ясно ощущала: это «спокойствие» душит её.
Зазвенел дверной звонок.
— Иди встреть! — приказала из коридора Галина Степановна.
Лера вышла. На пороге появились Латышевы — сияющие, как рекламный буклет: супруг — полный, уверенный, жена — ухоженная, с безукоризненной улыбкой.
— Ах, Лера, вы сегодня такая элегантная! — произнесла Анна Латышева, косо взглянув на свекровь.
Лера поблагодарила. Но в спину уже ударил холодный вздох хозяйки.
Гости занимали свои места. На столе переливались салаты, желе, стекло и хрусталь.
— Прошу, угощайтесь, — пропела Галина Степановна, натягивая показное гостеприимство.
Она будто выступала на сцене. Говорила громче всех, то и дело поднималась с бокалом, смеялась первой. Взгляд её всё время цеплялся за Леру — не взболтнёт ли та лишнего, не поставит ли в неловкое положение «главу семьи».
Лера молчала и вежливо улыбалась.
Пока в какой-то момент Анна не повернулась к ней:
— Вы ведь как-то упоминали, что занимаетесь дизайном? У вас тут так уютно, сразу чувствуется рука.
— Да, понемногу беру проекты, — спокойно ответила Лера. — Сейчас оформляю квартиру знакомых.
— Правда? — оживился муж Анны. — Заглянули бы к нам, у нас с кухней беда, жена всё жалуется, что места мало.
Лера заинтересованно уточнила пару деталей. Разговор оживился, потёк свободнее, гости слушали, свекровь притихла.
И тут в её голосе прорезался сухой, колючий смешок:
— Ну да, у нас теперь целый дизайнер нашёлся! Только почему-то порядок в доме всё равно я наводить вынуждена.
За столом повисла неловкая пауза.
Лера почувствовала, как внутри в тугой клубок собирается обжигающее чувство — смесь боли и усталости.
— Потому что это ваш дом, Галина Степановна, — спокойно произнесла она. — И вы устраиваете его так, как вам удобно.
Гости обменялись взглядами. В глазах свекрови вспыхнула обида.
Когда дверь за гостями закрылась, грянул настоящий шторм.
Кирилл ушёл на кухню, делая вид, что занят посудой.
— Ну что, довольна?! — сорвалась Галина Степановна. — При людях выставила меня сварливой старухой!
— Я не сказала ничего обидного, — ровно ответила Лера.
— Да в голосе твоём каждое слово кололо! Я — мать твоего мужа!
— И это не даёт вам права постоянно меня унижать.
Воздух в комнате замер. Даже часы, казалось, перестали отсчитывать секунды.
Тогда свекровь процедила негромко, нажимая на каждое слово:
— Ты чужая мне. И такой и останешься.
Лера кивнула.
— Значит, нам пора съезжать.
Кирилл долго ходил молча. На следующий день с трудом произнёс:
— Может, и правда поищем уже что-нибудь своё.
Для Галины Степановны это оказалось ударом. Она не плакала — просто скрылась у себя и захлопнула дверь.
Через две недели Лера и Кирилл стояли посреди новой квартиры. Небольшая двушка, дешёвая мебель, но воздух — свой. Свободный.
— Как будто впервые могу нормально вдохнуть, — прошептала Лера.
Месяц пролетел быстро.
Кирилл осторожно привыкал к новому распорядку. Часто возвращался поздно, но теперь чаще улыбался. А Лера словно влила новые краски в свой маленький мир: расставила цветы, расписала стены, активнее начала брать фриланс-заказы.
Иногда по вечерам она ловила себя на мыслях о свекрови. О том, как странно устроены женщины — как легко любовь у них превращается в страх лишиться контроля.
Осенью Галина Степановна позвонила. Голос прозвучал сухо:
— Кирилл, заберите вещи, что у меня остались.
Они пришли вдвоём. В коридоре пахло корицей, но воздух был всё такой же тяжёлый.
Лера сложила коробки, стараясь не встречаться с ней глазами. Уже собираясь выйти, услышала:
— Ну что, довольна? Увела сына, разбросала семью…
Она обернулась.
— Нет. Я просто наконец выбрала себя.
Свекровь ничего не возразила.
Зима промелькнула незаметно. Весной Галина Степановна сама постучала в дверь их новой квартиры. В руках — пирог и старая кружка, та самая, из которой Лера прежде тихо пила чай по вечерам, мечтая о тишине.
— Могу зайти? — спросила она приглушённо.
Они уселись за стол.
— Я тогда перегнула, — начала свекровь, подыскивая слова. — Мне было страшно, что останусь одна. Вся моя жизнь крутилась вокруг него. А когда ты появилась, я почувствовала, что теряю над ним власть. А отпускать… страшно.
Лера долго молчала. Потом просто потянулась и обняла её.
Через год у них родилась дочка.
Галина Степановна расплакалась, прижимая малышку.
— Не смей позорить бабушку перед её гостями, — вполголоса пробормотала она девочке на ушко, уже смеясь. — Я шучу, маленькая, шучу.
Лера стояла рядом и улыбалась.
Теперь всё, наконец, оказалось на своих местах.