– Лиз, ты с чего завелась? – Антон замер в дверях кухни. Сумка с продуктами повисла на его руке, пальцы чуть побелели от напряжения. Голос прозвучал виновато, хотя он ещё не успел понять, за что его уже судят.
Лидия стояла перед открытым холодильником, как перед витриной пустого магазина. В свете лампочки внутри белого бокса её лицо казалось резче: под глазами лёгкие тени, губы сжаты в тонкую линию. Рыжеватые волосы собраны в небрежный пучок, несколько прядей выбились и прилипли к вискам. Руки скрещены на груди – её обычная поза, когда она не ругалась, а выносила приговор.
– Я не завелась, – произнесла она ровным голосом, но в этой ровности звучал металл. – Я констатирую факт.
Она захлопнула дверцу. Холодильник отозвался глухим хлопком, от которого Антон вздрогнул сильнее, чем если бы она заорала.
– Молока нет. Хлеба нет. Сыр закончился. Детям на завтрак я только что наскребла по углам остатки каши. И йогурт твой «завтра куплю» тоже куда-то испарился. – Лидия чуть наклонила голову, глядя прямо на него. – Как думаешь, почему?
Антон поставил сумку на стол, расстегнул молнию, хотя прекрасно знал, что там. Пара акцийных макарон, дешёвый кетчуп, пачка печенья и дешёвый чай. Ни молока, ни нормального хлеба, ни того самого йогурта.
– Вальке помог, да? – сама ответила за него Лидия. – Снова.
Антон тяжело вдохнул, упёршись руками в край стола.
– Лиз, там не помощь, там… – он попытался подобрать слово, – там беда. У неё кухня вся в дырках. Плитка отвалилась, проводка старая, потолок сыплется. Электрик сказал, что в любой момент может замкнуть. Мама одна там живёт, Маринка с детьми толком ей не помогает – сама еле тянет. Ну не могу я оставить их в таком состоянии.
– А нас ты в каком состоянии оставляешь? – Лидия даже не повысила голос, но стало холоднее, чем от открытого холодильника. – Ты вообще видел, чем мы живём? Или у тебя перед глазами только мамина плитка?
Антон поднял глаза. Маленькая кухня их двушки выглядела уставшей: старые шкафчики с облезшими ручками, потемневший от времени линолеум, обои с цветочками, которые Лидия ещё шутливо называла «привет из девяностых». Над раковиной лампочка без плафона. На подоконнике – детский рисунок Даши, прикреплённый магнитиком.
Он всё это видел каждый день. Но как будто не рассматривал.
– Лиз… – начал он, но она не дала ему договорить.
– Антон, я не против твоей матери, – спокойно сказала она. – И не против Марины. Я понимаю, что они тебе дороги. Но послушай меня хотя бы раз до конца.
Она отодвинула табурет и села, чуть развернувшись к нему. Жестом пригласила его присесть напротив. Антон подчинился, ощущая, как внутри поднимается знакомое чувство: смесь стыда и раздражения.
– У нас двое детей, – начала Лидия, загибая пальцы. – Даша вырастает из своей раскладушки, она уже как гармошка там складывается. Егор взрослеть собирается – садик, кружки, подарки на все эти бесконечные утренники. У нас ипотека, между прочим. У нас обои, которые от стены отходят. У нас ванна, которая ржавчиной затянулась. И холодильник, который еле дышит.
Она кивнула в сторону старой, гудящей с надрывом техники.
– И при всём этом ты снова снимаешь последние деньги и везёшь их к маме, чтобы у неё был новый фартук на кухне, – закончила она, глядя ему прямо в глаза. – Как будто мы тут – декорация.
Антон отвёл взгляд. Перед внутренним взором всплыла мамина квартира: узкий коридор, старая мебель, обои в цветочек. Мать в халате с разрисованной курицей, вечно ворчащая, но всё равно родная. И Марина, младшая сестра, вечный вихрь из «Антош, выручай» и «потом отдам».
– Лид, ты же знаешь, как она меня поднимала, – выдохнул он. – Отец ушёл, я пацаном был. Она и на двух работах, и мне куртки шила, и уроки со мной делала. Маринка все игрушки свои мне отдавал… Ну как мне теперь говорить: «Разбирайтесь сами»?
– Никто не просит тебя говорить «разбирайтесь сами», – Лидия устало потерла переносицу. – Я прошу говорить другое: «Мне надо посоветоваться с женой». Потому что это не твои деньги. Это наши деньги. Наш бюджет. Наши ночные «как дотянуть до получки».
Она замолчала, давая ему время переварить. Антон молчал, слушая, как тикают дешёвые кухонные часы над дверью. Каждый щелчок словно считал невыплаченные кредиты и разданные «в долг».
– Ты хоть раз подумал, как я себя чувствую, когда узнаю постфактум? – продолжила Лидия уже тише. – Ты приходишь домой и между делом бросаешь: «Я маме перевёл, у неё розетки искрят». А я в этот момент держу в руках список из аптеки и магазина, где половину надо вычёркивать. И ещё детям как-то объяснять, почему на батуте в игровом центре мы не попрыгаем «в следующий раз».
Антон сжал пальцы в замок, так что костяшки побелели. Он любил Лидию. Любил её прямоту, её терпение, то, как она умела превращать полку макарон в нормальный ужин. Но стоило маме или Марине заплакать в трубку, всё это как будто отодвигалось на второй план.
– Я привык, что они без меня не справятся, – глухо сказал он. – Всю жизнь так: Антош, приди, Антош, помоги, Антош, выручи.
– А мы, значит, справимся без тебя? – подняла брови Лидия. – Мы же «сильные», да? Потерпим?
Она вдруг усмехнулась, но улыбка вышла кривой.
– Ты знаешь, что Даша вчера спросила? – мягко, почти печально спросила она. – «Мам, а почему у бабушки новая кухня, а у нас всё старое? Папа же тоже у нас живёт». Мне было очень интересно, что бы ты ей ответил.
Антон закрыл глаза на секунду. Воображение живо дорисовало дочкины глаза – внимательные, чуть взрослые не по возрасту. Он почувствовал, как внутри всё сжимается.
– Я… даже не думал, что она так это видит, – прошептал он.
– А надо было, – спокойно сказала Лидия. – Это тоже твоя семья. Не запасной вариант после чужих ремонтов.
Он молчал, а она вдруг откинулась на спинку табурета и выдохнула.
– Слушай, я не железная, – сказала Лидия. – Я тоже могу сорваться и уйти. Но не хочу. Я хочу нормальной жизни. Пусть не роскошной, но нашей. С нашим ремонтом, нашим отпуском, нашими решениями. И с мужем, который учитывает меня, а не ставит перед фактом.
В тишине кухни эти слова прозвучали громче любого скандала.
Антон медленно кивнул.
– Что ты хочешь от меня прямо сейчас? – спросил он.
Лидия посмотрела на него пристально, будто проверяя, не очередное ли это «пообещаю и забуду».
– Хочу, чтобы ты перестал раздавать деньги, не спросив меня, – ответила она. – И хочу, чтобы завтра ты позвонил маме и Марине и сказал: «В этот раз я не смогу». Без «потом, когда», без «если зарплату повысят». Просто: не смогу.
Он сглотнул.
– Ты знаешь, как она это воспримет, – пробормотал он.
– Знаю, – кивнула Лидия. – Она обвинит меня. Скажет, что я тебя настроила. Может, скажет гадости. Но я слишком долго молчала. Теперь твой ход.
Антон опустил голову.
– Ладно, – сказал он. – Завтра позвоню.
Лидия поднялась, подошла, осторожно положила руки ему на плечи и сжала.
– Я правда верю, что ты можешь по-другому, – тихо произнесла она. – Но это уже не те времена, когда ты один за всех. У тебя есть мы. Не забывай об этом.
Вечером они говорили мало. Дети вернулись из школы и сада, разнесли по квартире шум, смех и крошки печенья. Даша долго показывала маме новый рисунок, где они все четверо держатся за руки на фоне синего моря. Егор строил из подушек «крепость от динозавров».
Антон в этот вечер особенно долго смотрел на них. На то, как Даша аккуратно поправляет одеяло на брате перед сном. Как Лидия укачивает Егора, который всё никак не мог успокоиться. Как сама засыпает, не успевая даже снять халат.
Он понял, что давно воспринимает всё это как должное. Как фон, на котором происходит «настоящая» жизнь с чужими просьбами, срочными переводами и вечным чувством долга.
А потом сел на кухне, перед пустым холодильником, и впервые за много месяцев не набрал мамин номер автоматически, только чтобы «узнать, как дела». Он просто сидел и думал.
Утро началось с того самого звонка.
Антон ходил по комнате с телефоном в руке минут десять, то набирая цифры, то стирая. Лидия молча наблюдала за ним из кухни, помешивая кашу. Дети ещё спали.
– Или ты сейчас это сделаешь, или не сделаешь уже никогда, – спокойно сказала она, не оборачиваясь.
Он нажал зелёную кнопку.
Ответила не мама, а Марина.
– Антош! – как всегда, её голос был громким и немного скомканным, будто она говорила на бегу. – Как вовремя! Я как раз хотела тебе набрать. Слушай, у нас тут такая история…
И понеслось: балкон, стеклопакеты, строитель «только сейчас по акции», «мама так загорелась», «если не сейчас, то потом дороже».
– Ты же понимаешь, без тебя нам не потянуть, – закончила она. – Ну ты же всегда с нами, правда?
Антон почувствовал, как всё внутри привычно дёрнулось – сказать «ладно, переведу», и всё уляжется. Но перед глазами вдруг всплыл пустой холодильник и дочь с вопросом про бабушкину кухню.
Он остановился посреди комнаты, глубоко вдохнул.
– Марин, в этот раз – нет, – произнёс он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Мы с Лизой решили, что больше не можем влезать в чужие ремонты. У нас своих дел полно.
На том конце повисла такая тишина, что Антон даже подумал, что связь оборвалась.
– В смысле «нет»? – наконец спросила Марина. – Ты шутишь, что ли?
– Не шучу, – ответил он. – Я вас люблю. Но у меня есть жена и двое детей. И я не могу всё раздавать.
– Анто-о-он… – сестра перешла на визгливую интонацию. – Ты же знаешь, маме это важно. Она на твой балкон всю жизнь смотрела, теперь хочет свой. Ты что, хочешь, чтобы она в старости под плёнкой жила?
– Марина, я не отказываюсь от вас навсегда, – спокойно сказал он. – Если будет совсем край – поговорим. Но сейчас я выбираю свой дом.
– То есть нас ты уже не считаешь семьёй? – зашлась она. – Ясно! Всё из-за этой твоей Лидки! Это она тебе в голову вбила, да? Раньше ты нормальным был, а теперь…
Он не стал слушать дальше. Вежливо попрощался, отключился и несколько секунд просто стоял, глядя на чёрный экран.
Лидия заглянула в комнату.
– Ну? – осторожно спросила.
– Сказал, что не буду, – отозвался он. – Она, конечно, устроила концерт, но… я всё равно сказал.
Лидия подошла ближе, словно боялась спугнуть этот ещё хрупкий результат.
– Гордость сейчас трещит по швам, да? – чуть улыбнулась она.
– Страшно, – честно ответил он. – Как будто предал кого-то.
Она обняла его за талию и уткнулась лбом ему в грудь.
– Ты никого не предал, – тихо произнесла Лидия. – Ты просто перестал быть кошельком на ножках. Это разные вещи.
Но буря, как она и предсказывала, только начиналась.
На следующий день вечером, когда Антон уже собирался с работы, телефон зазвенел снова. На дисплее – «Мама».
– Антошка, – голос Валентины Петровны был мягким, но с натянутой ноткой, – а это правда, что ты Маринке отказал? Она мне сейчас такое рассказывала…
– Мам, привет, – Антон на секунду прикрыл глаза, собираясь. – Да, правда. Мы с Лизой решили…
– «Мы с Лизой, мы с Лизой», – перебила мать. – Раньше ты сам решения принимал. А теперь у тебя эта… семейка.
– Мам, у меня жена и дети, это не «эта семейка», – спокойно поправил он. – Это моя семья.
– А мы что, больше не семья, да? – голос матери задрожал. – Я тебя одна растила, ночами не спала, всё лучшее тебе… а теперь какая-то Лида решает, будешь ты помогать родной матери или нет…
Антон почувствовал, как со всех сторон привычно сжимают тиски вины. Но на этот раз внутри уже стоял какой-то маленький столбик, на котором было написано: «Лидия. Даша. Егор».
– Мам, это было моё решение, – сказал он. – Лизу не трогай. Я сам так решил.
– Конечно, ты сам, – с горькой иронией отозвалась она. – Это мне Марина уже тоже сказала. Что ты стал холодный. Чужой какой-то. Я завтра к вам приеду, Антон. Надо это обсудить.
– Не надо приезжать, – быстро сказал он. – Мы заняты, дети…
Но в ответ услышал короткий гудок. Мать отключилась.
Антон ещё секунду держал телефон у уха, а потом медленно опустил руку.
– Она, кажется, уже едет, – вздохнул он.
Лидия, стоявшая у окна и вешавшая детские футболки на сушилку, только кивнула.
– Значит, будем разговаривать уже по-настоящему, – сказала она. – Сколько можно по телефону воевать.
В субботу дверь позвонила раньше, чем они успели толком убрать квартиру. Лидия вытерла руки о полотенце и пошла открывать.
На пороге стояла Валентина Петровна – невысокая, плотная женщина с аккуратно уложенными волосами и неизменной фирменной сумкой, которая помнила ещё прошлый век. В одной руке пакет с пирожками, в другой – пластиковая папка с какими-то распечатками.
Рядом – Марина. Позади неё из-под куртки выглядывали два любопытных лица – её дети: восьмилетняя Соня и трёхлетний Клим.
– Добрый день, – натянуто улыбнулась Лидия. – Проходите.
– Здрасте, – кивнула Валентина Петровна, переступая порог и оглядывая квартиру внимательным, оценивающим взглядом. – А чего это у вас так… скромненько? Всё некогда, да?
Лидия ничего не ответила, только молча помогла снять пальто.
Марина, не здороваясь, протиснулась в комнату, усадила детей на диван, сунула им телефоны, чтобы занялись мультиками, и сама плюхнулась рядом.
Антон вышел из кухни, вытирая руки о полотенце.
– Привет, – сказал он сдержанно. – Вы без звонка…
– А что, теперь к сыну по записи? – язвительно бросила мать. – Я ж не министр к тебе пожаловала.
Она прошла на кухню, как к себе домой, поставила пакет с пирожками на стол и повернулась к нему.
– Ну, сынок, – начала она. – Объясни мне, что тут происходит. Ты теперь решил от семьи откреститься?
Антон подсознательно хотел отступить, но почувствовал за спиной Лидию. Она не вмешивалась, просто стояла рядом, как тихая поддержка.
– Мам, никто ни от кого не открещивается, – медленно произнёс он. – Просто у нас с Лизой негусто с деньгами, и мы больше не можем финансировать чужие ремонты.
– Чужие? – вскинулась Марина, появившись на кухне. – Это, значит, мамина квартира теперь «чужая»? Ты слышала, мам? Он сказал «чужие»!
– Я имела в виду, – спокойно вставила Лидия, – что у нас есть свой дом. И он разваливается не меньше. А мы здесь живём с двумя детьми каждый день.
– А я, значит, где живу? – не унималась Марина. – На вилле у моря, да? Тоже мне, устроили тут жизнь, а теперь от нас отмахиваются.
– Марина, хватит, – устало сказал Антон. – Я же объяснил по телефону.
– А мне не объяснил, – перебила его мать. – Я только слышу, что вы теперь вдвоём против нас. Лида тобой вертит, как хочет.
– Валентина Петровна, – Лидия сжала ладони в кулаки, но голос у неё оставался ровным, – давайте без этого. Я не управляю вашим сыном. Я живу с ним и пытаюсь хоть как-то планировать нашу жизнь.
– Планировать? – мама фыркнула. – Планировать отпуск, наверное? На море собрались, небось?
Лидия хотела ответить, но Антон опередил её:
– Да, – спокойно сказал он. – Мы хотим наконец-то вывезти детей на море. Мы пять лет никуда не ездили. И да, мы хотим отложить деньги на свой ремонт.
– А мама, значит, пусть под старой проводкой живёт?! – взорвалась Марина. – Ей ничего не надо, да?
– Марина, я поговорю с электриком, найду подешевле, привезу его к маме, – спокойно сказал Антон. – Но оплачивать всё полностью я не могу.
– Не можешь или не хочешь? – в голосе матери послышалась ледяная обида. – Раньше мог. Пока одна жила, мог. А теперь «мы решили», «у нас планы».
Лидия посмотрела на неё долгим, усталым взглядом.
– Раньше у вас не было двух внуков, – тихо напомнила она. – И ипотеки. И цен в магазине, которые растут каждый месяц. Времена меняются.
Валентина Петровна на секунду запнулась, потом снова набросилась:
– Я что, прошу миллионы, что ли? – возмутилась она. – Всего-то балкон застеклить, кухню доделать. Я же не для себя – для всех, для семьи. Чтобы внукам было куда приехать!
– Мам, – Антон почувствовал, как начинает сдавать. – Внукам и тут есть, где жить. И тут пока дыр больше, чем обоев.
– Ой, да у вас всё не так уж страшно, – тут же отмахнулась мать, оглядывая облупившиеся стены. – Люди и похуже живут. А вот я одна…
Лидия не выдержала:
– Вы не одна, – жёстко сказала она. – У вас есть Марина. У неё, между прочим, тоже есть дети. И она вполне может тоже участвовать во всех этих ремонтах. Но почему-то вы всё время звоните только Антону.
Марина вспыхнула.
– А у меня откуда лишние деньги? – вскинулась она. – Меня муж бросил, я одна! Ты, Лидка, вообще понимаешь, как это?
– Понимаю, – отвечала Лидия. – Я тоже одна с двумя детьми, пока ваш общий «кошелёк» бежит к вам по первому звонку.
Антон поднял руки, словно пытаясь физически раздвинуть людей.
– Хватит! – резко сказал он. – Я не хочу, чтобы вы сейчас переругались окончательно. Мама, Марина, я люблю вас. Но я не могу больше разрываться. У меня есть своя семья. Я должен сначала закрывать их потребности, а уже потом думать, чем могу помочь вам.
– То есть мы теперь где-то там, в конце списка? – тихо спросила мать.
– Нет, – мягче ответил он. – Просто вы больше не на первом месте. На первом – мои дети и жена.
Валентина Петровна молчала несколько секунд, глядя на сына так, будто видела его впервые. Потом вдруг поставила ладони на стол и медленно сказала:
– Я тебя так не воспитывала.
И ушла в комнату, забрав с собой Марину, которая по дороге шептала: «Ну всё, мам, видишь, я же говорила».
Через десять минут они уже одевались в прихожей. Соня и Клим, недовольные тем, что их оторвали от мультиков, нудели и тёрли глаза.
– Спасибо за пирожки, – тихо сказала Лидия, помогая матери натянуть пальто.
– Пирожки я внукам приносила, – отрезала та. – А не тебе.
Дверь хлопнула.
В квартире повисла такая тишина, что слышно было, как в соседях кто-то сверлит стену.
Лидия опустилась на пуфик в прихожей и прикрыла лицо ладонями. Антон сел рядом.
– Прости, – хрипло сказал он. – Я всё запустил, да?
– Нет, – медленно покачала головой Лидия, вытирая пальцами глаза. – Это не ты запустил. Это всё копилось годами. Просто сегодня всё вылезло наружу разом.
Она выдохнула и, посмотрев на него, добавила:
– Но это ещё не конец. Они будут дальше давить. Ты готов?
Антон долго молчал, слушая, как в комнате переворачивается во сне Егор, а в детской шуршит одеялом Даша.
– Я не знаю, готов ли, – честно сказал он. – Но я не хочу тебя терять. И детей тоже. Так что придётся быть готовым.
Через неделю раздался новый звонок: Марина, рыдающая, рассказывала, что у мамы «сердце хватило», «давление зашкалило», «врачи говорят, надо беречь нервы, а ты её до слёз довёл».
Антон не раздумывал – сорвался и помчался в больницу. Смена в офисе закончилась, но он даже не заехал домой, только написал Лидии сообщение, что всё расскажет потом.
В палате терапии Валентина Петровна сидела на кровати в больничной рубашке и вязала что-то серое. Вид у неё был не больной, а скорее уставший и немного обиженный.
– Мам… – Антон остановился у двери. – Как ты?
– Да так, – вздохнула она, не поднимая глаз от спиц. – Давление подпрыгнуло. Врачи напугали, положили «на наблюдение». Старость, Антошка. А тут ещё одно к одному…
Он подошёл ближе, сел на стул рядом.
– Ты подумала, что это из-за меня? – тихо спросил он.
Она остановила спицы.
– А ты разве не при чём? – посмотрела на него. – Мы с тобой всю жизнь как команда были. Я привыкла, что ты у меня опора. А теперь вдруг… стена.
Он долго молчал, подбирая слова.
– Мам, опора – это не тот, кто всё за всех платит, – начал он. – Опора – это тот, на кого можно положиться, но у кого тоже есть своя жизнь. Я больше не мальчик, который хранит всю зарплату в твоём шкафу. У меня жена, дети, дом. И я не могу их всё время ставить в конец очереди.
Валентина Петровна сжала губы.
– Лидия тебя накрутила, – упрямо сказала она.
– Нет, – спокойно ответил он. – Она просто наконец-то сказала вслух то, что я внутри давно чувствовал. Что я не могу быть вечным кошельком. Что я истощаю нас. Что я срываю наши планы, чтобы закрыть чужие. И что от этого устают все – и вы, и мы.
– Ты хочешь сказать, что я тебя использовать стала? – она вскинула брови.
– Я хочу сказать, – мягко произнёс он, – что ты привыкла рассчитывать на меня как на единственный вариант. И я сам тебя к этому приучил. Я ни разу не сказал «не могу». Даже когда сам не мог. Даже когда мы брали кредит, чтобы кому-то помочь. Сколько раз так было, мам?
Она отвернулась к окну. Лёгкая тень пробежала по её лицу.
– Маринка… – тихо сказала она. – У неё всегда всё через край. Мне её жалко.
– Мне тоже, – кивнул он. – Но жалость не должна означать, что мы должны всё время лезть в долг. У неё тоже есть голова, руки, возможности. И у тебя есть. Ты сильная женщина, мам. Ты всю жизнь сама тянула. Почему сейчас решила, что без моих денег не справишься?
Она долго смотрела в окно, где по мокрому стеклу ползли тёмные силуэты деревьев.
– Страшно стало, – честно призналась она. – Что останусь одна. Что вы все разъедетесь по своим квартирам, по своим жизням, а я буду сидеть в своей кухне, смотреть на облезлые стены и думать, кому я нужна.
Антон накрыл её руку своей.
– Ты нужна нам, – сказал он. – И мне, и внукам. Но не как человек, которого всё время нужно спасать. А как мама. Как бабушка. К которой ездят в гости, с которой гуляют в парке, которая иногда угощает пирожками, а иногда просто сидит с детьми. Давай ты перестанешь быть «вечной нуждающейся». Ты же всегда гордилась, что на ногах держишься.
Она сжала его пальцы в ответ.
– А если я не смогу? – спросила она неожиданно тихо.
– Сможешь, – уверенно сказал он. – Давай попробуем по-честному: я помогаю, когда могу, но не в ущерб семье. Ты учишься справляться сама. Маринка – тоже. Мы всё равно рядом. Но я больше не банк без процента.
Валентина Петровна усмехнулась сквозь вздох.
– Слово какое придумал – «банк без процента». – Она чуть помолчала и добавила: – Ладно. Попробуем.
После выписки всё действительно стало постепенно меняться. Не сразу, не волшебным щелчком, а медленно, с откатами, обидами, новыми попытками.
Антон открыл отдельный счёт, куда начал откладывать хотя бы понемногу «на наш ремонт». Лидия научилась не вздрагивать каждый раз, когда звонил его телефон, а просто спрашивала: «Кто?» – и, услышав «мама» или «Марина», больше не ожидала автоматически, что «опять денег попросили». Потому что иногда они действительно звонили просто так: рассказать, что у Валькина кота новые котята или что учительница похвалила Соню.
Марина устроилась помощником воспитателя в ближайший сад. Жаловаться не перестала, но всё реже добавляла в конец фразу: «Ты же понимаешь, одна я не вывожу». Иногда просила денег, но уже с оговоркой: «Если есть возможность» – и научилась слышать «нет».
Валентина Петровна неожиданно для всех начала откладывать сама. Нашла для себя нового развлечения: сравнивать акции в разных магазинах и хвастаться, как «выгодно урвала». Соседка подсказала ей недорогих мастеров, и через полгода у неё появился тот самый балкон – со стеклопакетами, цветами и небольшим столиком, купленным на распродаже.
Антон с Лидией тем временем выбрали новые обои в детскую – светлые, с небольшим рисунком. Вместо старого дивана купили Даше нормальную кровать, Егору – новый матрас. Кухню они тоже начали перестраивать постепенно: сначала поменяли стол, потом шкафчики. Не идеально, не дизайнерски – но по-своему уютно.
А весной они впервые за много лет позволили себе то самое море из дочкиного рисунка.
Через год утренний свет уже ложился на новенькие кухонные фасады. Под ногами – ламинат, который Лидия вытирала по три раза в день из-за вечных мокрых следов от кроссовок и собачьих лап (да, они ещё и щенка завели – подарок детям после отпуска).
– Мам, а почему бабушка Валя сама стены грунтует? – спросила Даша, болтая ногами, сидя за столом. – Она же раньше всегда папу звала.
Лидия остановилась у плиты, где на сковороде потрескивали оладьи, и улыбнулась.
– Потому что бабушка вспомнила, что у неё руки золотые, – ответила она. – И что она может многое сама.
Антон вошёл в кухню, подхватив на плечо зевающего Егора.
– Командир, марш умываться, – сказал он сыну. – Оладьи без чистых рук не выдаются.
– Несправедливо, – буркнул Егор, но поскакал в ванную.
Антон подошёл к Лидии, наклонился, поцеловал её в висок.
– Доброе утро, мой главный финансовый директор, – улыбнулся он.
– Доброе, наш главный по границам, – ответила она.
Они теперь часто так шутили. Антон не только завёл таблицу расходов, но и втянул Лидию в общие «бюджетные заседания» по вечерам. Каждое пополнение карты теперь обсуждалось вместе: сколько уйдёт на продукты, сколько – на детей, сколько можно отложить. А пункт «помощь родным» стоял отдельной строкой – небольшой, но честной.
Учились говорить «можем столько-то», а не «давай, а там разберёмся».
– Помните, как бабушка приходила и ругалась? – вдруг спросила Даша. – И тётя Марина тоже?
Лидия и Антон переглянулись.
– Помним, – ответил Антон. – Но тогда мы ещё не умели нормально разговаривать. Только обижаться.
– И чувствовать себя виноватыми, – добавила Лидия.
В этот момент в дверь позвонили.
– Я откро-о-о-ю! – завопил из прихожей Егор, не дожидаясь, пока высохнут руки.
Минутой позже раздался его радостный крик:
– Бабуууушка пришла!
В кухню вошла Валентина Петровна – в лёгком пальто, с платком на голове и плетёной корзинкой в руках.
– Здравствуйте, мои хорошие, – сказала она, ставя корзинку на стол. – С дачи клубничку привезла. Первая, сладкая.
– Валентина Петровна, проходите, – искренне обрадовалась Лидия. – Оладьи кстати, как раз садимся.
– Я ненадолго, – привычно махнула рукой та, но всё же села. – Хотела похвастаться.
Она достала телефон, нашла фото и протянула Антону и Лидии. На экране был её балкон: аккуратно застеклённый, с новыми рамами, с ящиками петуний и скромным столиком у окна.
– Красота какая, – восхищённо сказала Лидия. – Вам очень идёт.
– Сама мастера нашла, – не без гордости произнесла Валентина Петровна. – Сама посчитала, где дешевле. Сама отложила. Вот, оказывается, что пенсионерка может.
Антон улыбнулся.
– Я всегда знал, что вы можете, – сказал он.
– Поздно понял, – фыркнула она, но без прежней злости. – Лучше поздно, чем никогда.
– А тётя Марина? – осторожно спросила Лидия. – Как у неё?
– Работает, – вздохнула мать, но уже без того надрыва, что прежде сопровождал каждую фразу про Марину. – В садике помощницей. Говорит, тяжело, но держится. Квартиру подешевле сняла, ремонт потихоньку сама делает. Я внуков по возможности к себе забираю. Пусть тоже учится сама, сколько можно её за шкирку таскать.
Лидия кивнула.
– Это хорошо, – сказала она. – Самое сложное – научиться отвечать за себя.
– А вы, – Валентина Петровна посмотрела на Антона и Лидию, – научились говорить «нет». Я вам тогда много лишнего наговорила… – Она поморщилась. – Но, видимо, по-другому меня не прошибало.
Лидия чуть улыбнулась.
– Главное, что теперь мы все хотя бы пытаемся слушать друг друга, – сказала она.
Даша в этот момент оторвалась от тарелки.
– Бабушка, а ты к нам на море поедешь когда-нибудь? – спросила она. – Там такие волны! Папа почти утонул!
– Я не почти утонул, – возмутился Антон. – Я просто слишком смело за мячом поплыл.
– Ну да, ну да, – подмигнула ему Лидия.
Валентина Петровна задумалась.
– Может, и поеду, – сказала она. – Когда вы в следующий раз соберётесь, я свою пенсию подкоплю… Вы мне только заранее скажите, ладно?
– Обязательно, – улыбнулся Антон. – Теперь у нас всё планируется заранее.
Вечером, когда дети разошлись по комнатам, а посуда была перемыта, Антон и Лидия сидели на своём балконе – не таком ухоженном, как у Валентины Петровны, но очень «их». На перилах висело несколько горшков с цветами, стол занимала кружка чая и тарелка с остатками клубники.
– Помнишь, как мы здесь сидели тогда, – тихо сказала Лидия, – когда ты только сказал, что больше не будешь маме платить за балкон? Я тогда ужасно боялась, что всё сломается. И у вас, и у нас.
– Помню, – кивнул Антон. – Я тогда думал, что потеряю либо тебя, либо маму.
– А получилось, что никого не потерял, – заметила она.
– Зато нашёл себя, – усмехнулся он.
Она перевела на него взгляд.
– Ты правда считаешь, что изменился? – спросила она.
– Да, – без пафоса ответил он. – Раньше я жил так, будто мир разделён на «они» и «мы». И всегда выбирал «их», потому что жалко, потому что «семья», потому что привык. А вы у меня были как прочная стена – никуда не денетесь. Сейчас наоборот: сначала «мы», потом уже все остальные. И знаешь что? Я впервые в жизни не чувствую, что кого-то бросаю.
Лидия тихо рассмеялась.
– Это потому, что ты перестал быть банком и стал мужем, – сказала она. – И отцом. А остальное – приложение.
Она положила голову ему на плечо.
– Спасибо, что тогда не струсил, – добавила она. – Я бы, наверное, не выдержала, если бы ты снова выбрал «их». Просто устала бы и ушла.
– Я помню, – серьёзно сказал он. – И я очень не хотел проверять, уйдёшь ты или нет.
Они посидели молча, слушая далёкий шум машин и редкие голоса во дворе.
– Лиз, – вдруг сказал Антон, – а следующей зимой давай кухню доделаем. Нормальный фартук, новая плита. Мне хочется, чтобы ты радовалась, а не вздыхала, когда готовишь.
– Договорились, – улыбнулась она. – Только без «потом». Мы теперь живём по схеме «делаем постепенно, но точно».
Он сжал её руку.
– И ужин у нас всегда будет здесь, – сказал он. – Не по принципу «у кого стены красишь, у того и ешь». А там, где дом. Где нас ждут.
Она только сильнее прижалась к нему.
А через неделю они всей компанией – с Валентиной Петровной, Дашей, Егором – поехали в садовый центр выбирать цветы. Бабушка спорила с продавцом о сортах петуний, Даша таскала тяжёлые горшки, Егор пытался незаметно сунуть в тележку семена гигантской тыквы.
Антон и Лидия шли рядом, молча держась за руки.
И в этот момент никто никому уже не предъявлял: «Кому ремонт оплачивал, у того и ужинай». Потому что и ужин, и ремонт, и решения – всё это наконец-то стало общим. И по-настоящему семейным.