— Леночка, солнышко, я явилась! — возвестила с порога Марина Сергеевна. — Пока до вас добралась, едва коньки не отбросила… Уф… Ну, с грядущим!
— Благодарю… И вас также, — ответила я, отходя в сторону.
Она уверенно проследовала на кухню и водрузила на стол принесённые угощения — селёдку под шубой и какие-то закуски.
Тридцать первое декабря. Три часа дня. В духовке доходила утка, а я только закончила шинковать «Оливье», когда раздался звонок. Я никого не ожидала, и появление родной тётушки мужа, о визите которой речи не шло, стало полной неожиданностью.
— А где Нина? — осведомилась она. — Я её повсюду разыскиваю. Телефон молчит… Тебе она не звонила?
— Нина Викторовна ещё не добралась, — ответила я, не соврав ни словом: свекровь обещала появиться к восьми.
Марина Сергеевна направилась в комнату и обрушилась на диван с таким видом, будто только что пересекла пустыню, а не проехала три остановки на автобусе.
— Сердце… — простонала она, зачем-то прижимая ладонь ко лбу. — Давление… Ноги подкашиваются.
Я подала ей воды и предложила вызвать врачей. Я вела себя так, как положено воспитанной женщине, которую с детства учили, что гостей не выставляют — даже если они пришли без приглашения и предупреждения.
— Это что такое? — Марина Сергеевна приподнялась на локте и уставилась на стол. — Это что за тряпка пёстрая?
— Скатерть, — сказала я, — льняная. Итальянская.
— Безвкусица, — отрезала она и снова распласталась на подушках. — На Новый год должна быть белая. Белоснежная. С кружевами. Наша с Ниной мама всегда стелила белую.
В этот момент из спальни вышел Саша.
— Тётя Марина, — пропел он нарочито радостно, — вот это сюрприз!
— Сашенька! — она тут же оживилась, выпрямилась, поправила причёску и протянула к нему руки. — Иди же ко мне!
Саша покорно приблизился и обнял тётку.
— Худющий! — прогремела она. — Лена тебя не кормит, да? Я так и знала. Я Нине говорила — эта твоя сноха его извести может…
Я промолчала. Я вообще умею молчать. Меня этому тоже научили — молчать, когда хочется запустить чем-нибудь тяжёлым в стену.
К семи Марина Сергеевна уже чувствовала себя хозяйкой положения и командовала, как на учениях. Она переставила свечи — «не по энергетике». Сдвинула ёлку — та «перекрывала телевизор», хотя мы и не собирались его включать.
В итоге она перевесила гирлянду, и теперь та уныло свисала с люстры.
— Так куда лучше, правда? — самодовольно спросила она. — А то было — тьфу!
«Оливье» она попробовала прямо из миски.
— Пресно, — вынесла вердикт. — Ты майонез зажала?
— Всё по рецепту, — откликнулась я.
— Ха! — усмехнулась она. — Это для кого рецепт-то? Для воробьёв?
Она резво вскочила, исчезла на кухне и вернулась с огромной пачкой майонеза. Я не успела её остановить — она рванула к салату и выдавила туда почти половину упаковки.
— Что вы делаете?! — вырвалось у меня.
— Вот… — удовлетворённо протянула она, тщательно перемешав. — Теперь нормально.
И тут её взгляд упал на утку.
— А это ещё что за зверь? — поинтересовалась она.
— Утка, — ответила я.
— Я вижу, что утка. Зачем она тут? — прищурилась она. — Вы что за моду взяли?
Мы с мужем переглянулись, а она продолжила:
— В наше время готовили просто. Селёдку. Холодец. А это кому надо?
— Нам, возможно, — сказала я.
— Это кому это «нам»?
— Нам с Сашей, — сухо ответила я.
Саша тут же взял меня под локоть, извинился перед тётей и увёл в коридор.
— Лена, — сказал он тихо, — прошу. Без скандалов. Она же одна…
— Она заявилась без приглашения! — прошипела я. — Она ест из общей посуды! Она критикует всё подряд!
— Только этот вечер, — попросил он. — Ради меня.
— Хорошо, — вздохнула я.
В половине одиннадцатого я надела платье. Изумрудное, шёлковое, с открытой спиной. Оно три недели ждало своего часа. Я даже надела каблуки и накрасила губы яркой помадой.
— Боже мой, — раздалось за спиной, — это что на тебе?
В дверях стояла тётя Марина с тарелкой моего салата.
— А что не так? — спросила я.
— Да всё! — округлила глаза гостья. — Спина-то вся наружу!
Она икнула, охнула и ушла. Я пошла следом и увидела на столике почти пустую бутылку вина, которую мы собирались открыть только первого января.
Саша опустил глаза. Свекровь, приехавшая к восьми и сидевшая тихо, вздрогнула. А я почувствовала, что ещё чуть-чуть — и случится что-то очень нехорошее.
— Мне, между прочим, мало! — заявила тётя Марина. — Сбегай-ка. А то меня качает.
— Вы всё выпили, — устало сказала я.
— Сбегай! — настаивала она. — А то упаду, сломаюсь — ты виновата будешь. И прикрой спину!
Она швырнула в меня подушку.
Попытавшись встать, она рухнула на пол. Мы с Сашей подхватили её и отвели в спальню.
— Куда вы меня тащите?!
— Спать, — сказал он.
Мы уложили гостью, укрыли одеялом и вышли. Саша запер дверь на ключ.
— А если ей станет плохо? — испугалась я.
— Тогда откроем. Или тазик дадим, — подмигнул он.
Когда мы сели за стол и открыли шампанское, из спальни донёсся мощный храп.
— С Новым годом, — усмехнулась я.
Тётя Марина всю ночь бегала к белому другу, а утром заявила, что отравилась нашим салатом, и поклялась больше никогда к нам не приходить. Мы молча выдохнули.