— Ну ничего себе у вас тут! Просто хоромы! — раздался в прихожей голос Валентины Ефимовны, гулкий и самодовольный. — А у меня вон — клетушка, не жизнь, а выживание.
Аня застыла, не выпуская тряпку из рук. Верхний шкаф на кухне сиял, но она продолжала его натирать — как будто от этого свекровь исчезнет. Ага, мечтай.
Валентина Ефимовна явилась, как всегда — без стука, без звонка. Щёлк — и дверь открыта. Тем самым ключом, что Артём ей оставил «на всякий случай». Этот «случай» случался каждые два-три дня.
— Чаю хотите? — спросила Аня через плечо, не оборачиваясь.
Бессмысленно спрашивать. Всё равно откажется. У них ритуал: я — предлагаю, она — отмахивается, потом полчаса жалуется на судьбу.
— Ой, да какой там чай, Анечка! — Валентина Ефимовна протиснулась на кухню, окутанная запахом мокрой улицы, аптечных мазей и терпких духов. — Давление скачет как сумасшедшее! Это всё погода, наверняка… Да и некогда мне чаёвничать!
Конечно, некогда. Надо же всё осмотреть, прицениться, вынести вердикт.
Аня повернулась. Облокотилась на столешницу, скрестила руки. Ну, начинай своё представление.
А Валентина уже развила действие. Прошествовала по кухне своей неторопливой, раскачивающейся походкой, мазнула пальцем по блестящему холодильнику, заглянула в окно, потёрла занавеску. Глазёнки так и сновали — оценивают, сравнивают, подбивают смету.
— Цены сейчас — застрелиться можно! — начала она с прелюдии. — В аптеке оставляешь половину пенсии! Давление — тысяча, сердце — полторы. А живи как хочешь!
— Всё дорого, — пробурчала Аня.
Ждём перехода к сыну-кормильцу. Сценарий известный.
Валентина поняла — издалека не пробьёшь. Пошла в лоб.
— А Артём как? — Она остановилась напротив, сверля Аню глазами. — Работает много, да? А ко мне всё не заходит. Раньше хоть раз в неделю навещал, а теперь…
— Устаёт, да. Много работает.
Ты думала, он до старости будет к тебе с кошельком бегать?
Свекровь бухнула сумкой о стол. Посуда дрогнула. Прелюдия завершилась.
— Довольно этих игр, Аня! — лицо её перекосило. — Признавайся! Что ты с моим сыном сотворила?! Околдовала?! Он же всё мне отдавал! До копейки! А теперь? Машина ему подавай! А у меня сапоги — на помойку стыдно выносить!
Ага, итальянские сапоги, кожа мягкая. Просто не новые. Деньги ей, конечно, на другое.
— Валентина Ефимовна, — Аня старалась говорить ровно, хоть внутри уже всё клокотало, — это решение Артёма. Мы семья. У нас общий бюджет, планы. Машина нужна. Не роскошь.
— Семья?! — взвизгнула она. — Какая ты ему семья?! Вы всего год вместе! А я — мать! Родила! Ночей не спала! А ты — на готовое!
Жестом обвела кухню — гарнитур, технику, шторы.
— Всё это — на мои деньги! Деньги, которые он должен был приносить мне! Ты его обчистила!
Правда? Он пахал на двух работах, я ночами фрилансила, а ты только руку протягивала.
Аня едко усмехнулась.
— Вас не волнует, что он валится с ног. Что у него боли, таблетки, бессонница. Вас волнуют только деньги. Сколько вам достанется.
Лицо Валентины вспыхнуло. Глаза вылезли из орбит, рот раскрылся.
— Ты… ты смеешь мне такое говорить?! Паршивка! Я ему жизнь отдала! А ты…
Она не договорила. От злости потеряла дар речи.
— Деньги дай! — выкрикнула она. — Срочно!
Это был приказ. Без намёков и намёчков.
— А с чего вдруг? — Аня выпрямилась. — Он — ваш сын. К нему и обращайтесь. Я не мешаюсь в ваши дела.
— Ах ты тварь! — заорала Валентина. — Это ты его настроила! Ты! Шалава! Квартирку решила урвать?! Не выйдет! Не выйдет, поняла?!
Я? Урвать? Я зарабатываю больше, чем он. Квартира — на мой взнос куплена!
Но Аня молчала. Каждое слово — масло в огонь. Она стояла и смотрела, как злоба разъедает Валентину.
— Молчишь?! — та тряслась. — Слова не найдёшь?! Значит, права я!
Глаза её метнулись к сумке. В воспалённом мозгу что-то замкнуло.
Если по-хорошему не доходит…
Сумку она схватила резко. Пальцы побелели. Аня уловила движение, увидела тот взгляд.
Неужели ударит?..
Взмах. Сумка летит в лицо.
И тут щёлкнул замок.
— Блин, телефон забыл… — Артём вошёл и застыл.
Картинка: мать в замахе, жена у стены, искажённые лица. Он понял всё.
Он не крикнул. Не ахнул. Просто шагнул и перехватил её руку. Жёстко. Сумка рухнула на пол.
Тишина. Звенящая.
Валентина медленно повернулась. В её глазах — страх, быстро сменившийся лицемерием.
— Артёмушка… родной… Ты не так понял! Она меня довела! Стояла, зубы скалила! А я тут — про свои болячки…
Он смотрел на мать. Долго. Без злости. Только усталость.
Сколько лет я это терпел?
Он разжал пальцы. Она отдёрнула руку.
— Артём… ну я не специально… Она первая…
Он молча поднял сумку. Вложил ей в руки. Взял под локоть.
— Пойдём, мама.
— Куда? Что ты творишь?! — она упиралась. — Сынок! Подожди!
Аня осталась. Не вмешивалась.
Это его бой.
На лестничной клетке — последняя попытка.
— Артём… Прости старую дура… Я всё осознала…
Он посмотрел на неё. Взгляд — как финал. В нём всё.
— Ключи, мама.
— Что?.. Ты же не серьёзно?..
— Ключи.
Она медлила, надеялась на чудо. Но он не шутил.
Руки дрожали, когда она отстегнула связку. Протянула ключ.
Он взял. Вернулся в квартиру.
— Артём! Что же ты… Она же тебя опоила! Заколдовала!
Он мягко закрыл дверь. Замок щёлкнул.
И началось. Крики, удары, проклятья.
— Открой, подлец! Я в полицию пойду! Ты неблагодарный! Ради неё, этой шлюхи! Открой!
Артём стоял, прислонившись к стене. Лицо каменное.
Аня подошла, взяла за руку. Он сжал её пальцы.
— Прости, — прошептал он. — За всё.
— Прощать не за что. Ты сделал, что должен был.
— Она же мать…
— Мать — это не родившая. Мать — это любящая. А она… она тебя эксплуатировала. Всю жизнь.
Шум за дверью стихал. Ушла.
Они стояли молча. Потом Артём выдохнул.
— Чаю?
— Давай. И окно откроем. Прогнать этот дух.
На кухне он поставил чайник. Аня распахнула окно. Свежий воздух ворвался в их новую жизнь.
— Знаешь, — он разложил чашки, — я думал, будет больнее. А оно… как нарыв прорвало. Сначала больно, потом легче.
— Она вернётся. Не раз.
— Пусть. Дверь я не открою. И ключа не будет. Хватит.
Он замолчал, потом добавил:
— Я ведь хотел ей отдать свою старую машину. Новую себе — ей старую. Чтобы удобно было, по врачам… Дурак?
— Не дурак. Добрый. Но теперь будешь добрым — с границами. Так и надо.
— С тобой научусь.
За окном шумел дождь. Крупные капли очищали город. И их тоже.
— Машину всё равно купим, — сказала Аня. — В отпуск поедем. На дачу.
— В отпуск… — он улыбнулся. — А то всё ей, всё под неё. Даже лекарства не покупала. Копила, наверное.
— Забудь. Это уже за спиной.
— Да. За спиной.
Он подошёл к окну. Долго смотрел на дождь.
— Спасибо, — сказал он. — Что ты есть. Что выдержала. Что не бросила.
— Я же люблю тебя, глупый.
Он обернулся. Обнял её.
— Всё будет хорошо. Мы справимся.
— Вместе.
И их история началась с чистого листа.