— Мам, он же появится у меня, да? Он просто задержался на работе, правда? — Алина смотрела на меня так, что у меня внутри всё переворачивалось — и от жалости, и от ярости.
Я поправила дочке подушку уже в четвёртый раз за утро — после инсульта она даже этого сделать не могла. Боль рвала меня изнутри, но я попыталась натянуть улыбку. Видимо, получилось плохо — Алина отвернулась к стене.
— Конечно, милая, — произнесла я. — Серёжа просто загружен. У него повышение на носу, вспомни. Он говорил тебе про нового руководителя…
— Мам, перестань, — тихо сказала она. — Я не дурочка. Просто скажи, что он ещё любит меня. Пожалуйста.
Господи… Как мне объяснить ей, что её ненаглядный Серёженька едва переступал порог, боясь подойти ближе, будто инсульт передаётся воздушно-капельным. А потом звонил мне и минут сорок рассуждал, какой он занятой, как ему некогда, и что, вообще-то, это моя материнская обязанность — ухаживать за дочерью.
Я всегда считала себя терпеливой женщиной. Пережила развод с Алининым отцом — пьющим тираном. Подняла дочь одна. Тянула две работы, чтобы она могла окончить приличный институт.
Когда она привела домой этого Серёжу — аккуратного, прилизанного, с розами и коробкой дорогих конфет — я подумала, что хоть у неё-то судьба сложится хорошо.
Как же я заблуждалась.
Теперь Алина лежит парализованная в моей квартире. Я перестроила комнату под больничную палату, купила специальную кровать. А этот «петух на показ» строит из себя идеального семьянина перед начальством.
**
Пару дней назад я отправилась в их квартиру за вещами Алины. Она просила привезти любимый плед, купленный ими на годовщину, пару мелочей, фото, крем и плюшевого медведя, которого Серёжа выиграл ей в парке.
Дом новый, с консьержем, стеклянными балконами. Я помнила, как она радовалась переезду:
— Мам, у нас даже тёплый пол в ванной! И встроенная кухня! И вид на парк!
Вид, правда, был прекрасный. Особенно если забыть, что всё это я оплатила. Оформила квартиру на себя — потом собиралась переписать на Алину. Даже дошла до нотариуса, но опытная женщина отговорила:
«Хочешь сохранить дочери — оставь на себе. Молодёжь к браку легкомысленно относится».
Я тогда послушалась. И, как оказалось, не зря.
У меня были ключи — дочь дала их, когда лежала в больнице, чтобы я поливала её орхидеи. Орхидеи, к слову, погибли все.
Я открыла дверь — и сразу ощутила, что что-то не так.
В прихожей стояли женские сапоги. Малиновые, на шпильке — совсем не Алины. На вешалке чужое пальто. В воздухе — сладкий запах чужих духов.
Я прошла дальше, стараясь идти бесшумно. В спальне слышались голоса — его и какой-то молодой женщины.
— Кис, ну конечно оформлю всё на тебя, как только разберусь с разводом, — гудел Серёжа. — Просто пока время неподходящее.
— Но мы же давно вместе! — звенел голос любовницы. — А твоя жена даже не догадывается!
— И не узнает, — успокаивал он. — Она в таком состоянии, что ей сейчас не до этого. А тёща занята уходом. Так что у нас есть время всё подготовить.
Меня накрыла такая ярость, какой я от себя не ожидала.
Я открыла дверь — и увидела их на кровати, где моя дочь столько ночей провела. Они вскочили, как ошпаренные.
— Марина Петровна! — прохрипел он. — Вы… вы как тут оказались?
— У меня есть ключ, — ответила я ровным голосом. — Приехала за вещами Алины.
Он начал что-то лепетать, но я остановила его:
— Не надо. Я всё вижу. И знаешь, мне даже не жаль. Моя дочь достойна человека чести. А не тебя.
Блондинка, замотанная в простыню, пыталась собрать одежду и исчезнуть.
Серёжа же вдруг осмелел.
— А что такого? — фыркнул он. — Я мужчина, мне нужно… Ну, вы понимаете. А Алина больная. Она не может… Короче, я что, должен жить в воздержании?
— Нет, — ответила я. — Ты должен жить как человек, а не как… ну, сам понимаешь.
— Это вообще-то моя квартира! — рявкнул он. — И я не позволю вам…
Я усмехнулась.
— Твоя? Ты хоть документы видел?
— Она же оформлена на Алину…
— Почти правильно, — рассмеялась я. — Она оформлена на Марину Петровну Орлову. То есть на меня. Я купила эту квартиру. Для дочери. Но переписывать не стала — мудрый нотариус отговорил.
Серёжа остолбенел.
— Но… как же…
— Вот так. И слушай внимательно. У тебя есть один час, чтобы собрать вещи. И свою даму поторопи.
Он взвился:
— Я подам жалобу! Это нарушение моих прав!
— Попробуй, — сказала я, доставая телефон. — Но сначала я покажу твоему директору, какой ты «примерный муж». С фотографиями. Я уже успела пару сделать. Вы чудесно смотритесь.
Блондинка вскрикнула и скрылась в ванной.
Серёжа сдулся и прошептал:
— Может… договоримся?..
— Конечно, — кивнула я. — Ты разводишься с Алиной. Быстро. Тихо. Платишь алименты. Она инвалид — из-за того, что ты вовремя не отвёз её к врачу. И я молчу. Не молчу — если откажешься.
Он кивнул сразу. Ни слова против.
Собрался, выгреб блондинку — и ушёл.
Алине я рассказала всё. Она плакала, долго не верила… но потом смирилась.
Прошло два месяца. Алина понемногу оживает — левая рука уже шевелится, врачи дают надежду, что она снова сможет ходить.
Серёжа платит исправно — я слежу.
Квартиру я продала. Купила дом за городом — с садом. Алина всегда мечтала о собственном саде.