Он был всего лишь котом. Измождённым, полуживым существом из двора, которого все вокруг советовали отправить «куда подальше». Но Лера не прошла мимо — она вытащила его с того света. Теперь огненно-рыжий Марсель — единственный, кто принимает её без условий.
И вдруг в доме появляются люди, решившие: этому коту здесь не место. И это уже не просьба. Это нажим.
Супруг уговаривает смириться. Постояльцы требуют уступок. А Лера чувствует: беда уже рядом.
На что способна женщина, когда под угрозой тот, кто ей поверил?
Иногда просыпаешься с тревогой ещё до рассвета — не знаешь, откуда прилетит удар, но внутри уже всё сжимается, будто перед бурей. Так было и в то утро.
Я очнулась рано, в темноте, долго смотрела в потолок. А Марсель, мой рыжий, свернулся рядом, тихо вибрировал от удовольствия, словно маленький двигатель. Тёплый, живой, доверившийся.
Три года назад я подобрала его во дворе — грязный, облезлый, с воспалёнными глазами. Тогда соседка только махнула рукой:
— Да выбрось ты его, Лерка, не жилец он.
Но я не отступила. Выходила. Теперь он упитанный, шерсть сияет, как пламя, а в янтарных глазах — такая привязанность, какую у людей нечасто встретишь.
Антон ещё спал — мой муж.
В целом он неплохой человек: работает, не ленится. Только слишком уж уступчивый. Мягкий, как недопечённый хлеб. Вроде вот-вот станет твёрже — а не выходит. Особенно когда дело касается его родственников.
К нам нагрянул его дядя, Виктор Сергеевич, «погостить» — с женой и взрослой дочерью. Погостить… Расположились по всей квартире, словно хозяева, а я — так, фон.
Началось сразу же. Марсель, как обычно, вышел познакомиться — он у меня контактный, наивный. А Виктор Сергеевич зашипел, ногой дёрнулся.
— Это что за зверь у вас разгуливает? Убрать немедленно! У меня, между прочим, аллергия!
Я тогда промолчала. Подумала — вдруг правда. Закрыла кота в спальне. Но смотрю: какая там аллергия? Ест за двоих, спит безмятежно, ни чихнёт, ни кашлянёт. Глаза ясные, дыхание ровное.
На следующий день давление усилилось. Мы завтракали, Марсель скрёбся за дверью, а Виктор Сергеевич процедил:
— Антон, объясни своей супруге, чтобы она этого шерстяного куда-нибудь дела. В приют или обратно во двор. Нечего тут рассадник устраивать.
Меня перекосило. Рассадник! Да мой кот ухоженнее многих людей.
— Я его никуда не дену, — сказала я ровно. — Это мой дом и мой кот. Если не устраивает — есть отели. Или другие адреса.
Начался скандал. Виктор Сергеевич налился краской, жена его, Тамара, с вечным кислым выражением лица, подхватила:
— Вот как! Родного родственника — за дверь, а приблуду — в почёт! Совсем молодёжь распоясалась!
— Уважение не требуют, его заслуживают, — ответила я. — А хамство я терпеть не обязана.
Тогда он наклонился ко мне и с холодной усмешкой произнёс:
— Смотри, девочка… Всякое с животными случается. Дверь открыта — и нет кота. Или с балкона сорвётся. Бывает.
Я взглянула на Антона. Он уткнулся в тарелку.
— Ты это слышал? — спросила я. — Ты вообще на чьей стороне?
И он выдал:
— Лер, может, правда, на недельку его куда-нибудь определить? К маме твоей… Потерпи немного.
Вот тогда что-то во мне щёлкнуло.
— Нет. Я не буду терпеть.
На работу я ушла с камнем внутри. Весь день проверяла телефон. Тишина.
Вернулась — в квартире пусто. Никто не встретил. Сердце упало.
— Марсель… — позвала я.
Ответа не было.
Я обыскала всё. Потом вышла в гостиную — они сидели там втроём, спокойные.
— Где мой кот?
— Откуда мне знать, — лениво сказал Виктор Сергеевич. — Убежал, поди.
— Туда ему и дорога, — добавила Тамара.
Антон только пожал плечами:
— Лер, ну это же всего лишь кот…
Я вышла в подъезд. И услышала — слабое мяуканье. Из-за мусоропровода.
Там стояла сумка.
Внутри был Марсель. Живой. Испуганный.
Я вернулась домой. Уложила кота. А потом открыла балкон.
Первый чемодан полетел вниз.
— Ты что делаешь?! — заорал Виктор Сергеевич.
— Освобождаю пространство, — ответила я и взялась за следующий.
Антон побледнел:
— Что скажут люди?!
— Что я поступила правильно.
— Уходи, — сказала я ему. — И больше не возвращайся.
Он ушёл.
А я осталась. С котом.
Иногда нужно потерять людей, чтобы спасти себя. И того, кто тебе верит.
Остальным — дорога свободна.
Но не через мой дом.