— Ирина, ну зачем ты огрызаешься? Честное слово! Мои родители тебе не чужие! Теперь они ведь и твои тоже! — разглагольствовал Сергей, размахивая руками и расплёскивая эмоции во все стороны.
Мы сидели на кухне. Я придвинула подальше от края стола свою любимую кружку с надписью «Мамуля-красотуля», чтобы он случайно её не свалил. Эту кружку мне когда-то подарила Аня, моя дочь.
Мне надоело слушать одно и то же. Я отвернулась от Сергея и принялась заниматься ужином.
— Они уже пожилые, — продолжал Сергей. — Им нужна наша поддержка! А у тебя квартира стоит пустая, пылью покрывается! Пусть поживут там. Тебе что, жалко?
— Сереж, милый, — произнесла я максимально ровным тоном, — квартира не пылью зарастает, а ждёт новых жильцов. Которые, между прочим, платят двадцать пять тысяч в месяц. Это мой пассивный доход. На обучение Ани в университете. Помнишь Аню? Мою дочь, которая учится на четвёртом курсе медицинского? Заметь, я у тебя ни копейки на её образование не просила.
Он недовольно фыркнул.
Самое забавное — когда мы познакомились четыре года назад, он казался таким понимающим.
— Конечно, твоя дочь — святое, — говорил он, заглядывая мне в глаза своими тёмными глазами. — Ты одна её поднимаешь, это подвиг.
Но понимание закончилось, когда речь зашла о деньгах. Похоже, ему было удобнее, что моя дочь где-то там, далеко. Аня жила в общежитии и приезжала редко. Она взрослая, у неё своя жизнь.
Квартира, из-за которой начался весь спор, досталась мне от бабушки. Это единственное, что осталось от прошлой жизни. Кроме Ани, конечно.
Когда Кирилл, мой бывший муж, ушёл к молоденькой секретарше, эта квартира буквально спасла нас с дочкой. А потом в моей жизни объявился Сергей, и я решила, что всё налаживается.
— Аня может взять академический отпуск, — вдруг заявил Сергей, наливая чай. — Или кредит оформить. Все так делают. Потом погасит. Она же взрослая.
Я чуть не рухнула от возмущения.
— Ты с ума сошёл? То есть твоих родителей я поселить должна, а родную дочь — бросить на произвол судьбы? Так?
— Зачем ты всё утрируешь? — повысил голос Сергей. — Твоя дочь подрабатывает, насколько я знаю. А мои родители? Им по семьдесят! Отец после инфаркта, мама с давлением. Им надо быть рядом с нами!
— Хорошо, — сказала я. — Я же не против. Пусть переезжают. Снимут квартиру неподалёку. Хоть в нашем подъезде. Или…
— Я выдержала паузу. — Могут снять мою квартиру. По семейной скидке — двадцать тысяч вместо двадцати пяти. Практически даром.
Сергей поперхнулся.
— Ты предлагаешь моим родителям платить тебе аренду?.. Мы же одна семья!
— А Аня — не семья? — я со звоном бросила нож на доску. — Или семья только те, кто носит твою фамилию? Конечно, тебе удобно делать вид, что моей дочери не существует! Я уважаю твоих родителей. Но между ними и моей дочерью я выберу дочь.
Два дня мы почти не разговаривали. Точнее, обменивались единичными словами: «да», «нет», «передай соль». Это не было общением — это были переговоры противников.
На третий день я повторно подала объявление о сдаче квартиры.
На четвёртый — нашлись квартиранты. Молодая семья с ребёнком, оба работающие, готовы въехать сразу и заплатить за три месяца.
На пятый день Сергей устроил скандал.
— Ты что натворила?! — он ворвался в квартиру, как буря. Даже кот Мурзик, обычно невозмутимый, нырнул под диван. — Ты сдала квартиру чужим людям!
— Не чужим, а вполне приличным. И они уже перевели оплату за три месяца. Семьдесят пять тысяч, между прочим.
— Отмени! — он схватил меня за руку.
Вот тогда всё и стало окончательно ясно.
— Что я теперь скажу родителям? Я им обещал!
— Сергей, — я встала, убрала его руку и посмотрела прямо в глаза, — это моя квартира. Как ты мог им что-то обещать, если я была против? Она досталась мне от бабушки. И я распоряжаюсь ею так, как считаю нужным. Твои родители могут снять жильё где угодно. Их тысячи вариантов!
— Они мои родители! — заорал он. — У тебя что, сердце каменное?!
— Странно ты понимаешь слово «человечность», — ответила я. — Только когда дело касается твоих родных. А сказать моей дочери взять академ или залезть в кредит — это по-твоему человечно?
— Ты упёртая, как ослица! — выкрикнул он.
Иногда у женщины наступает момент, когда она понимает: всё, дальше нельзя. У меня он наступил именно тогда.
Десять лет я растила дочь одна, работала на двух работах, переводила документы по ночам, чтобы Аня могла ходить на секции. Я экономила на всём. Помню, неделю ела одну гречку, чтобы купить ей зимние сапоги.
А этот человек в брендовой рубашке за пятнадцать тысяч смеет говорить мне о человечности? Он прекрасно мог оплатить родителям жильё.
— Уходи, — сказала я тихо. — Ты живёшь в моей квартире. Мог бы не тратить деньги на игрушки для взрослых мальчиков и дорогие увлечения — накопил бы. Продал бы родительский дом в деревне. Чуть добавил — и хватило бы на квартиру. Так что… уходи.
— Что? — Сергей остолбенел.
— Уходи. Сейчас. У тебя час.
Он то смеялся, то угрожал, то умолял. Но в итоге ушёл, хлопнув дверью.
Через неделю позвонил. Его родители приехали, и он снял им квартиру в соседнем доме за тридцать пять тысяч. Сам теперь живёт с ними — две квартиры не потянет. Говорил, что выставил деревенский дом на продажу и собирается брать ипотеку.
— Ирина, давай попробуем сначала? — просил он. — Мы же взрослые. Всё можно уладить.
— Мы уже всё уладили, Сергей, — ответила я и отключилась.
А вчера приехала Аня на выходные. Мы сидели на кухне, ели пиццу с ананасами, которую, кстати, Сергей терпеть не мог, и разговаривали обо всём.
— Мам, ты не жалеешь? — спросила она.
— О чём? — хотя я понимала.
— О Сергее. Вы ведь вроде хорошо жили.
Я посмотрела на свою девочку. На Мурзика, который спокойно спал на диване, не боясь криков.
— Знаешь, Анечка, — сказала я, откусывая кусок пиццы, — хорошо — это когда тебя уважают. Когда твои решения значат что-то. А то, что было у нас с Сергеем, — было игрой в семью. И я счастлива, что вовремя вышла из неё.