– Я же вчера тебе три тысячи оставил! – выкрикнул Кирилл, влетая в комнату. – Куда ты их спустила?
Надя вздрогнула. Сын пошевелился, но не проснулся.
– На еду для Артёма, – тихо ответила она, стараясь не разбудить малыша. – Смесь закончилась, купила новую банку, ещё пюре…
– Не может это столько стоить! – перебил Кирилл. Лицо налилось злостью. – Ты не умеешь обращаться с деньгами! Разбрасываешь всё, как хочешь!
– Кирилл, у меня всё записано, могу показать расходы…
– Да хоть тонну чеков собери, мне плевать! С тобой мы скоро под забором будем!
Дверь с грохотом захлопнулась, стекла дрогнули. Артём заплакал. Надя подошла, взяла его на руки, покачала, шепча тихие слова.
Артёму исполнилось шесть месяцев на прошлой неделе. Полгода без сна, с постоянной тревогой. Синяки под глазами не проходили, руки дрожали от усталости, а мысли путались.
Старая однокомнатная квартира за двадцать тысяч — всё, что они могли себе позволить.
Когда-то у них было своё жильё — просторная двушка с панорамными окнами и новой мебелью. Иногда Надя заходила туда — арендаторы просили что-то проверить. Стояла в гостиной и не понимала, как всё обернулось: с уютного дома — в сырую съёмную комнату с плесенью.
Ипотека съедала всё. Квартира сдавалась за тридцать пять тысяч, но платёж был выше. Три года назад Кирилл уверял: справится. Обещал премии, рост зарплаты, надёжное будущее. Надя сомневалась, но поддалась на его уверенность и мечты о доме, где их ребёнок сделает первые шаги.
Первые месяцы всё шло хорошо. Потом беременность, больничный, декрет. Деньги закончились, а долг остался. Кирилл стал работать без выходных, приходил домой злой и измотанный. Надя подрабатывала как могла — перепечатывала документы, мыла полы по воскресеньям.
Брат Кирилла отдавал им вещи своих детей — кроватку, одежду. Родители Нади помогали деньгами, хотя и сами жили скромно. Но ежемесячный платёж — сорок семь тысяч — давил как приговор. Иногда у них не было даже на автобус.
Обстановка становилась всё тяжелее. Мать Кирилла, Валентина Павловна, приезжала каждую неделю и читала Нади нотации:
– Почему сидишь дома? Ребёнку полгода, пора бы на работу.
– В ясли берут позже, – тихо объясняла Надя.
– Глупости, – отмахивалась та. – Просто не хочешь трудиться!
Отец Кирилла поддакивал:
– Пять миллионов кредита — вы с ума сошли?
Надя сжимала зубы. Ведь именно Кирилл настоял на этой квартире. Но при родителях он молчал, а потом вымещал злость на жене.
– Не могла промолчать? – шипел он. – Зачем огрызалась?
– Они унижают меня!
– А кто виноват, что денег нет? Ты! Я пашу днём и ночью, а ты сидишь!
– У нас ребёнок, Кирилл! Я не сплю по ночам!
– Какая из тебя жена?!
Каждый вечер — то молчание, то крики. Надя пыталась объяснить, что старается, что экономит, что выживает. Но муж слышал только цифры.
В тот день всё началось с визита свекрови.
– Надя, посмотри на себя, – сказала Валентина Павловна. – Халат серый, волосы растрёпаны. Кирилл с работы приходит — а ты как привидение.
– Я с ребёнком весь день, – устало ответила Надя.
– Всегда одно и то же! Надо было думать раньше!
– Это ваш сын хотел эту квартиру, – не выдержала она.
– Не смей на него валить! Это ты его уговорила!
Кирилл вернулся поздно. Мать ушла, оставив запах супа и осуждения.
Надя попробовала заговорить:
– Нам нужно поговорить…
– Я устал, – оборвал он.
– Твоя мама постоянно меня…
– Хватит! – резко бросил Кирилл. – Я работаю до изнеможения, а ты просто обуза! Обуза, понялa? Я больше не выдерживаю!
И вдруг Надя поняла — она тоже больше не выдерживает.
– Я ухожу, – сказала она.
– Что?
– Завтра уйду с Артёмом к родителям.
– Даже не думай!
– Уже решила.
Наутро она собрала вещи. Отец приехал, помог всё вынести.
Потом начались звонки и обвинения. Валентина Павловна называла её предательницей. Кирилл писал злые сообщения. Надя блокировала всё.
Квартиру продали. После выплат осталось немного — сто тысяч ей, остальное ему. Надя не спорила.
У родителей она впервые выспалась. Мама вставала к Артёму по ночам, отец чинил игрушки. Надя устроилась на удалённую работу, стала понемногу копить. Жизнь начала выравниваться.
Иногда Кирилл снова писал — с упрёками и жалобами. Но Надя больше не читала.
В доме было тихо. Никто не кричал, не обвинял.
Она оставила всё позади — боль, страх, унижение.
И впервые за долгое время почувствовала, что дышит свободно.