— Виктория Дмитриевна, извините, — медсестра заглянула в кабинет, как в чужую комнату. — Вам звонят. Женщина на проводе, говорит — срочно. Что-то семейное.
Виктория оторвала взгляд от строки диагноза. Пальцы устало замирают над бумагой. За окнами больницы — вязкая тьма и остывший город. Внутри — тишина, только лампа потрескивает, словно нерв.
— Да, слушаю, — говорит она в трубку.
— Вика?.. Это Ирина. Жена Лёши… брата Дениса…
Голос ломкий, будто держится на тонкой нити. У Виктории напрягается всё внутри. Ирина. Та самая. С ней они не обменялись ни словом с тех самых пор, как Виктория подала на развод. Тогда весь род Дениса отвернулся — все, кроме Лёши.
— Что-то случилось?
— Лёша в реанимации. Инфаркт. Врачи говорят — может не дожить… — Ирина срывается на всхлип. — Он всё просит: «Позовите Вику… Позовите…» Я не понимаю зачем, но… пожалуйста. Может, это последнее, что он просит.
Сердце Виктории сжалось. Память подкидывает образ: Лёша — в её кухне, с чашкой, с полусонной улыбкой. Лёша — тот, кто всегда молчаливо был рядом. Даже когда её жизнь рушилась.
— Я выезжаю, — сказала она.
—
Дорога длинная, будто нарочно растягивает ожидание. За стеклом — мрак и чужие огни. Внутри — ком из тревожных мыслей. Почему именно она? Почему сейчас?
Она вспомнила, как случайно столкнулась с Лёшей в магазине — усталый, постаревший. Что-то говорил про работу, про головную боль. А она тогда — кивнула, как к знакомому, с которым уже ничего нет. А теперь — вот.
В больнице пахло антисептиком и болью. Ирина встретила её в коридоре — глаза красные, пальцы дрожат, словно всё в ней — стекло на грани трещины.
— Спасибо, что приехала… Он ждал. Всё спрашивал: «Она приедет?»
—
Палата реанимации дышала аппаратами. Алексей — бледный, синева под глазами, но взгляд — живой. Он находит её сразу, будто чувствовал.
— Вика… ты всё-таки здесь…
— Конечно, — тихо.
Она села рядом, взяла его руку. Лёд в ладони. Аппараты пищат. Время тянется тонкой нитью.
— Мне надо сказать… про Дениса…
Она замерла.
— Тогда, когда вы расходились… он приходил ко мне. Пьяный. Раздавленный. Говорил, что сам виноват. Что ты хотела ребёнка, а он… боялся.
— Лёша, не надо…
— Надо. Он боялся стать как отец. Тот… пил. Бил нас. Денис молчал, но помнил. Он думал — в нём это живёт. И если у вас будет ребёнок… он может повториться.
Виктория слушала. Ей хотелось встать — или закричать. А вместо этого — слёзы текли тихо, почти незаметно.
— Он… любил тебя. Любит. Просто… не знал, как сказать. А потом было поздно.
— Почему он сам мне не сказал?
— Потому что мужчины — не умеют про страх. А ещё — потому что ты была сильной. И он думал, что тебя не сломает. Но сломал.
—
Она вышла из палаты, в коридоре — молчание, редкие шаги. Она прошла мимо Ирины, почти не касаясь пола.
— Он как?
— Врач сказал — кризис миновал. Но он очень слаб.
— А Денис? Он правда… один?
— Да. Никого. Работает. Молчит. По праздникам — к Лёше. А так… будто всё ещё живёт в прошлом.
Виктория кивнула. Не отвечая. Но где-то внутри что-то хрустнуло. Как лёд весной.
—
На следующий день она набрала знакомый номер. Три года тишины — и один голос в ответ:
— Алло?
— Денис. Это Вика.
— …Что случилось?
— С Лёшей. Инфаркт. Но он держится. И… он рассказал мне о тебе.
Молчание. Тягучее, тяжёлое.
— Я думал… ты давно обо мне не вспоминаешь, — хрипло произнес он.
— А ты?
—
Кафе было почти пустым. За окнами мерцал поздний город, где спешили домой люди, не подозревая, как в этой тишине может ломаться жизнь — или исцеляться.
Вика сидела за столом, сцепив пальцы. Сердце стучало слишком громко, как будто боялось не быть услышанным. Она почувствовала его шаги, ещё прежде чем он подошёл. Узнала походку. Узнала тишину, с которой он вошёл.
— Привет, — тихо.
— Привет.
Он сел напротив. Вика сразу заметила — осунулся. Поседел. Глаза устали. И в них — что-то тревожно-узнаваемое, как на старой фотографии.
Молчание повисло, как пауза в больничном мониторе.
— Как ты? — выдохнула она, пряча глаза в чашке с чаем.
— Работаю. Сплю плохо. Думаю много. Ты?
— Тоже работаю. Дежурства, больница… Денис…
Он вздрогнул. Имя, сказанное её голосом, будто резануло.
— Я говорила с Лёшей, — она сделала паузу, тяжёлую, как дыхание в кислородной маске. — Он рассказал про вашего отца. Про то, чего ты боялся.
Он опустил взгляд. Пальцы дрожали, будто замёрз.
— Не надо… — прошептал. — Не трогай это, Вика.
— Я хочу понять. Почему ты не сказал тогда? Почему молчал, когда можно было всё объяснить?
— Потому что я трус, — вырвалось у него резко. Он поднял глаза — в них метался стыд, злость, отчаяние. — Я боялся, Вика. Не за тебя — за себя. Я боялся стать чудовищем. Как он.
Она смотрела на него — не как на бывшего мужа, а как на человека, потерянного внутри себя.
— Ты не он. Никогда им не был. Я хотела ребёнка от тебя, а ты даже не попытался сказать правду. Просто — закрылся. Ушёл в себя. А потом ушёл от меня.
— А что бы изменилось?! — голос его сорвался. Несколько человек в кафе обернулись. Он понизил голос: — Ты тогда была яркая, сильная. Ты мечтала о будущем, а я — о том, чтобы не сломаться. Я считал, что не имею права дать тебе ребёнка. Я не знал, как это — быть отцом. Мне никто не показывал.
— А я могла бы помочь! — Вика не сдержалась. В голосе звенела боль. — Чёрт, Денис, мы могли бы просто поговорить. Вместо этого — молчали. Сидели по разным углам и ждали, кто первый сорвётся!
— Я боялся, что всё испорчу… — выдохнул он. — Ты была последней хорошей вещью в моей жизни. Я не хотел затянуть тебя в свою тьму.
Она вдруг поняла: он всё ещё живёт в том страхе. Даже сейчас — взрослый, седой, с пережитым разводом — он боится себя самого.
— Я не простила тебя, — сказала Вика почти шёпотом. — Но я больше не злюсь. Просто жаль. Жаль, что мы не смогли.
— Я тоже жалею. Каждый день.
— Что теперь? — голос её чуть дрогнул.
Он посмотрел прямо в глаза — впервые за весь вечер. Глубоко. Почти испуганно.
— Не знаю… Я не смею просить о втором шансе. Просто… я хочу научиться говорить. Быть рядом. Без страха.
Вика опустила глаза. В груди стало неожиданно тихо.
— Не для того, чтобы вернуть, — добавил он поспешно. — Просто… чтобы не потерять навсегда.
Она вздохнула. И впервые за три года почувствовала, что дышит не по инерции.
— Хорошо, — кивнула. — Давай попробуем говорить. Просто говорить.
Он сжал губы. И в его взгляде впервые за долгое время мелькнула надежда.
—
Через неделю она снова навестила Лёшу. Тот сидел в кресле, похудевший, но уже со светом в глазах.
— Вы говорили?
— Да.
— И?
— Мы не вместе. Но теперь хоть не чужие.
— Значит, не зря звал.
Он улыбнулся. Виктория кивнула и сжала его руку.
— Спасибо тебе. За то, что решился. Когда уже почти не осталось времени.
— Самое важное всегда говорят в последний момент, — шепнул он. — Но хоть говорят.
—
Дома Вика пила чай, рассматривая старое фото — они с Денисом, улыбаются, молодые. Ей уже не больно. Просто тепло. И светло. И очень, очень тихо.