Когда-то Лада верила, что любовь — это про взаимность. Про «вместе, несмотря ни на что». Про «в болезни и здравии», не для галочки в ЗАГСе, а всерьёз, до конца. Она верила, что преданность — это не слабость, а сила. Что если ты борешься за другого — это будет замечено. Оценено. Возвращено обратно — добром, теплом, хотя бы благодарностью.
А потом пришёл день, когда она поняла: можно вложить в человека всё, даже себя — и остаться в минусе.
Любовь не спасает от предательства. Иногда именно она — удобный повод, чтобы тобой воспользовались.
— Я ухожу, Лада.
Эти слова, прозвучавшие чужим и ровным тоном, разорвали вечернюю тишину, как удар плетью.
Из ослабевших пальцев Лады выскользнула вилка и звякнула об тарелку. Праздничный стол, на который она потратила два часа, свечи, аромат запечённого мяса… всё это вдруг стало частью гротескной, злой сцены.
— Что ты сейчас сказал, Тимур?.. Уходишь? Прямо сегодня?.. — голос её дрогнул. — У нас же годовщина… десять лет…
Она хотела, чтобы этот вечер стал особенным. Чтобы символизировал: всё страшное — позади. После той аварии он изменился, стал тише, отстранённей. Лада списывала это на последствия травмы, верила, что со временем любовь вернёт тепло.
Но сейчас Тимур не смотрел на неё. Он смотрел в сторону женщины, которая без приглашения ввалилась в их дом.
Вера Аркадьевна, его мать, стояла с торжествующим лицом. Вся нарядная, в помаде цвета малины, с холодной улыбкой на тонких губах. Она положила ладонь на плечо сына с видом хозяйки положения.
— Годовщина, говоришь? — процедила она. — Так вот, пора заканчивать этот фарс. Моему сыну нужна достойная женщина, а не сиделка на побегушках!
У Лады защемило сердце. Это про неё? Про ту, кто не спал ночами, выхаживая её «достойного» сына?
— Я нашла ему такую! — продолжала Вера Аркадьевна. — Дочка моей подруги, Карина. Молодая, успешная, со своей квартирой. Не будет ему про супчики шептать на ухо!
Оказалось, за её спиной уже всё решено. Пока она боролась за его жизнь, они выбирали ей замену. Как старую вещь.
Тимур молча кивал. Его взгляд был ледяным. Ни вины. Ни благодарности.
— Понимаешь, Ладочка, — проговорил он с кислой миной. — Когда я лежал и не мог двигаться — ты была нужна. А теперь я восстановился. Мне нужна женщина, которая вдохновляет, а не напоминает, как я был слаб.
Это был конец.
Лада снова увидела перед глазами последний год. В воспоминаниях он проносился кадрами из немого кино: звонок из больницы, запах хлорки, разговор с хирургом, который сказал: «Теперь всё зависит от ухода».
И она ухаживала.
Деньги таяли. Сначала — сбережения. Потом — мамины серьги в ломбард. Потом цепочка, кольцо, всё, что можно было сдать.
Работала в две смены. Утром — продавцом. Ночью — санитаркой. На сон уходило четыре часа, иногда меньше.
Вера Аркадьевна приезжала. Чтобы придраться.
— Он бледный! Ты его не кормишь! — визжала она, глядя на тощий бульон.
— Врач сказал, пока ничего жирного…
— Да что твой врач понимает! У него просто от твоей кислой физиономии аппетит пропал!
Помощи — ноль.
Потом появился реабилитолог по имени Павел.
— Это марафон, — говорил он. — Никакой жалости. Только труд.
И Лада не жалела. Она втаскивала Тимура в душ. Делала массаж. Сжимала его руки, разрабатывала мышцы. Читала ему, разговаривала, поддерживала.
Он креп, она — чахла.
И вот теперь он сидел перед ней, вылеченный. И вычеркивал её из жизни, как строку из черновика.
Лада взглянула на довольные лица — Вера сияла, Тимур держался уверенно, как человек, освободившийся от «бремени».
Они ждали слёз. Унижения.
Но вместо этого она выпрямилась. В её осанке появилась холодная решимость.
— Раз вы решили начать новую жизнь… — спокойно сказала она. — Я тоже хочу кое-что вам подарить на прощание.
Тимур усмехнулся. Вера поморщилась.
Лада вышла в спальню, вернулась с папкой. Положила на стол.
— Что это? — Тимур нахмурился.
— Открой.
Внутри — чеки. Десятки. Суммы. Кредитный договор. Расходы на лечение, лекарства, питание, массаж. Всё, что она заплатила за то, чтобы он снова ходил.
Итоговая цифра была выведена красным маркером. Большая. Обескураживающая.
— Я… не понимаю…
— Прекрасно понимаешь, — отрезала Лада. — Ты сказал, что я была тебе нужна, пока ты был слаб. Теперь, когда ты крепок, я выставляю счёт за услуги.
Она сделала паузу.
— Всё, что оплачено на нужды семьи в браке, делится пополам. Таков закон. Я подаю на развод. И требую вернуть мне половину этой суммы.
Вера побледнела. Тимур — тоже.
— Ты не посмеешь! — зашипела мать.
— Уже посмела, — спокойно ответила Лада.
Суд тянулся месяцами. Они кричали, клялись, обвиняли. Но документы были не на их стороне.
Судья встала на сторону Лады.
По решению, Тимур должен был отдать ей половину квартиры или сумму, равную доле.
И он отдал. Всё.
Карина, узнав о долгах, пропала. Мечты Веры рухнули.
Тимур вернулся в крошечную квартиру своей матери.
А Лада осталась в своей.
Она открыла окна. Проветрила квартиру. Сделала ремонт. Перекрасила стены.
Первое утро в новой жизни началось с чашки крепкого кофе у окна.
Без Тимура. Без Веры.
С её лицом — спокойным.
Она не вернула себе любовь. Но она вернула себе себя. И это было главное.