— Можешь идти быстрее, Костик? У меня сейчас рука отвалится!
— У меня ножка болит, — буркнул старший, волоча рюкзак по асфальту.
— Мам, а я хочу чипсы! — заорал средний, прыгая через лужу и смачно шлёпая ботинком в грязь. — Фу!..
Младший уже заливался плачем, выгибаясь в коляске, словно его пытались усадить на ежевик. Вероника остановилась, стянула шарф, достала бутылку, подала соску, поправила шапку. Из пакета сзади оторвалась ручка — апельсины укатились по тротуару.
— Всё. Сейчас сяду прямо на бордюр и буду сидеть, — прошептала она.
Но не села. Собрала апельсины, сунула остатки пакета в рюкзак Кости, подняла старшего за руку.
— Домой. Живо.
На четвёртом этаже Вероника уже не чувствовала ног. В подъезде пахло плесенью и стояла тьма. Она ловко провернула ключ в замке. В квартире — влажный воздух и батарея, еле тёплая. Пальцы замёрзли мгновенно.
— Мыть руки. Быстро.
— Мам, а поесть?..
— Сначала руки — потом еда.
Пока Костик и Слава ругались из-за мыльницы, Вероника поставила воду, вытащила макароны, проверила курицу — ещё можно спасти. Одновременно сняла младшего с пелёнок, сменила подгузник, включила мультик, выложила курицу в сковороду, поставила чайник.
На кухне запахло поджаркой. Она выдохнула. Вдруг вспомнила: в садике просили принести ватные диски и влажные салфетки. Вздохнула, достала телефон.
— Марк, привет… Купи по дороге, пожалуйста, ватные салфетки и диски… Марк? Алло?..
Связь прервалась.
Почти семь. Вероника снова убрала телефон и пошла кормить детей. Младший ел вяло.
Дверь хлопнула. Марк вошёл, скинул куртку и застыл в коридоре. Из кухни раздался всплеск и вскрик.
Слава опрокинул компот прямо на тетрадь.
— Да вы издеваетесь?! — вскрикнула Вероника, вскочила, схватила тряпку.
— Это что вообще? — нахмурился Марк. — Почему бардак?
— Проходи, — отозвалась она, не оборачиваясь. — На плите есть еда.
— Ужин в шесть. Уже семь. Я вкалываю, как ломовая лошадь, а тут хаос, визг, младший орёт, как будто его режут. Ты чем весь день тут занята?
Она вытерла руки о полотенце, развернулась.
— Я с тремя детьми с шести утра. В одиночку. Хочешь — поменяемся.
— Ты стала другой, Вер. Как тётка. Ни улыбки.
— Не повышай голос, Марк. А то только варёная голова и вечно выжатая.
— Я действительно устала. Потому что всё на мне. Да, я изменилась. Потому что ты приходишь — и только жалуешься, — в голосе звучала не злость. Только изнеможение.
— Я, между прочим, работаю! Чтобы вы ели, жили! А ты — что? Только хаос, крики, никакой жизни!
Вероника ушла в ванную. Захлопнула дверь. Минуту стояла, уткнувшись лбом в холодную плитку. Потом услышала, как он что-то пробурчал, хлопнул светом и захлопнул дверь спальни. Вышла. Дети молча смотрели мультики. Только у Кости блестели глаза.
— Мам… он больше не будет кричать?
— Нет. Я не позволю.
Позже, укладывая младшего, Вероника прислушивалась. Тишина. Не покой — пауза. Завтра опять тащить этот день. Но внутри что-то щёлкнуло. Молчать она больше не станет.
Утро началось с разлитой каши, потерянных колготок и «мама, где тетрадь». Марк молча ходил по квартире с рюкзаком. Выставил в коридоре пакет.
— Это что?
— Я пока уеду. Надо подумать.
— Куда?
— Квартиру снял. Один. Я устал, Вер. Не справляюсь. Надо понять, кто я.
Она стояла, не зная, что сказать. Внутри сжималось не от растерянности — от злости. От того, как легко он уходит. Вероника подумала: «Хочешь — уходи. Зачем я вообще выбрала этого труса?». Костик подошёл ближе, схватил его за рукав.
— Пап, ты уходишь?
— Нет, ты что. Буду приходить. Вас забирать, гулять. Просто пока… так надо.
Он обнял их сразу — крепко. Потом вышел, не оборачиваясь.
Когда дверь захлопнулась, Вероника подумала: вот и всё. Тишина звенела. Младший заканючил. Где-то капнул кран. За окном мелькнула птица. День начался. И тащить его — снова ей.
А потом всё посыпалось.
Слава проснулся горячий и ныл. Вероника потрогала лоб — огонь. Термометр: 38,2. В аптечке — только сироп с истёкшим сроком. Младший заорал в кроватке. Костик не находил носки, Слава — зарядку. Вероника ловила всё на лету.
На кухне кипела вода, убегало молоко. Пока мыла пол, раздался звонок — родительский чат. Надя, админ:
— Вероника, вы не забыли, сегодня дедлайн по поделке ко Дню Земли. Фото — до обеда. Ваши ещё не сдали.
— У меня ребёнок заболел.
— Понимаю, но надо. Все уже сдали.
Она кивнула в пустоту. В этот момент младший залез на стол и пролил кружку.
В полвторого — звонок из школы. Завуч: Костик без тетрадей. Вялый. Вероника зажмурилась и стояла, сжав лоб.
Вечером потёк кран. Она перекрыла воду и просто опустилась на пол. Всё.
Через полчаса постучали. На пороге — дядя Петя, сосед.
— У вас дети, как на базаре. Хоть форточку закрывайте. Я, может, спать хочу, а не «ааа» слушать.
— Простите, — ответила она и захлопнула дверь. Он что-то буркнул в подъезде.
На следующий день пришла Алина — та самая подруга, без лишних слов.
— Ох, Вер, что у вас… — она помогла заменить шланг, принесла курицу и торт. — Ты тоже поешь, ладно? Не только детям. Слушай, есть подработка — тексты вычитывать для блога. Платят. Возьмёшься?
Вероника сомневалась, но взялась. Первую правку сделала ночью. За полтора часа. Получилось.
Через день Костик вернулся из школы хмурый. Долго стоял у двери кухни.
— Мам… а правда, если папа уехал — он нас бросил?
Она вытерла руки, присела рядом:
— Нет, Костик. Иногда взрослые уходят, потому что не справляются. Это не про тебя. Ты не виноват.
— А он вернётся?
— Не знаю, — тихо сказала она. — Но ты у меня есть. И это главное.
— Мам, а ты справляешься?
Она не ответила сразу. Потом кивнула:
— Учусь. И ты рядом. Значит — справлюсь.
Через пару дней на собрании к Веронике подошла молодая учительница:
— Костя — умный мальчик. Но видно, переживает. Просто скажу: вы — мама, которая держится. А это редкость. Не все справляются. Я и сама когда-то всё тянула одна, поэтому вас понимаю. Держитесь.
У Вероники сжалось в груди. Впервые за долгое время кто-то просто сказал: ты справляешься.
Через неделю в квартире появилась Оля — студентка, племянница подруги Алины. Та вскользь обмолвилась, что девочке негде жить в семестре, и Вероника, подумав, согласилась сдать ей часть комнаты. Смелая, шумная, но добрая. Дети сразу к ней потянулись. А Вероника впервые за месяцы поспала днём.
А потом снова зазвонил телефон. Марк.
— Как вы?
— Нормально.
— Я… просто хотел узнать. Соскучился.
— Понятно.
— Ты не против, если я заеду? Увидеть детей…
Вероника помолчала, потом сказала:
— Приезжай. Только предупреди заранее.
Он прислал сообщение через три дня. Приехал с пакетом игрушек, конфет и открытками с глупыми рифмами. Вероника колебалась, глядя на яркие фантики и радостные лица детей, но разрешила им открыть пакет. Они смеялись, шумели. А у неё внутри — пустота. Дети радовались не потому, что вернулся папа. Потому что появились конфеты. Игрушки. Коробки.
Она смотрела на них и понимала: он стал человеком «снаружи». Приезжим. Не своим. Больше не частью их ритма. Просто гость — с пакетами.
Прошло два дня. Пришло письмо с того же блога, где она пару дней назад вычитала тексты для Алины. Предложение: постоянная ставка редактора. Удалёнка, гибкий график, официально.
Вероника перечитала письмо дважды, кивнула экрану.
Сказала: «Да».
Через неделю она получила первый аванс. Небольшой — но свой. Перевела часть на продукты, часть — на кружок для Славы. Ему давно хотелось на футбол. Он бегал туда, как на праздник, сам завязывал кроссовки, вставал без нытья.
Костя записал младшего в очередь в библиотеку: выбрали первые книжки — про динозавров.
Оля помогала по вечерам. Иногда забирала Славу из сада, иногда оставалась с младшим. Вероника впервые могла просто сесть на кухне, налить чай, разобрать почту. В эти короткие минуты шум в голове стихал. Будто кто-то выключал фоновый гул.
В одну субботу снова позвонил Марк:
— Я хотел бы в зоопарк с ними. Можно?
— Спроси у них, — спокойно ответила Вероника. — Как решат — так и будет.
Он приехал с утра, купил билеты, забрал детей. Вернулись вечером — с шарами и ватой. Вероника заметила: радовались, но держались настороженно. Словно проверяли — не исчезнет ли он снова.
Через неделю он снова позвонил:
— Может, в воскресенье приеду. Смеситель заменю. Видел — капает.
Она подумала и кивнула:
— Хорошо. Только не спеши. Мы уже привыкли.
Он стал появляться по выходным. То с инструментами, то просто так. Сначала Вероника напрягалась. Потом — перестала. Он не жаловался, не критиковал. Помогал. Иногда сам забирал детей.
Однажды Оля съехала — сессия закончилась. В квартире стало тише. Костя спросил:
— Мам, а папа теперь с нами жить будет?
Вероника вытерла руки, поставила тарелки в сушку.
— Не знаю. Зависит не от слов — от дел. Пока он старается.
В пятницу дети рано уснули. Марк остался на кухне. Она мыла посуду, он вытирал. Потом сел. Молчал. Наконец сказал:
— Я тогда сбежал. От всего. Мне казалось — в ловушке. А сейчас понимаю — не вы меня туда загнали. Я сам влез и закрылся.
Она убрала кружки. Не обернулась.
— Что ты хочешь?
— Быть рядом. Не как «папа по расписанию». По-настоящему. Но если ты не хочешь — не буду лезть.
Она села напротив. Смотрела прямо:
— Я хочу, чтобы если ты остаёшься — то не как «глава», не как «помощник». А как человек. Партнёр. Который рядом. Не сверху.
Он кивнул.
— Я постараюсь. Медленно. Но честно.
Через неделю он остался на ночь. Без разговоров и условий. Просто читал с младшим, помог выключить свет — и остался.
Прошло пару недель. Утро буднего дня. Слава не находил футболку, младший, босиком и с игрушкой, тащил одеяло. Костя путался в рюкзаках. Вероника отвечала на письмо. Марк жарил блинчики.
На столе парил чай. В кастрюле шипел суп. У двери — куча ботинок.
Было шумно. Но по-другому.
Без претензий. Без ролей. Просто — вместе.
И Вероника знала: даже если всё снова развалится — она уже не потеряется. Потому что главное она уже построила.
Внутри себя.