Тридцать первое декабря. Час икс для всех, кто мечтает о празднике и тихо ненавидит кухню. В каждом доме — горы нарезок, тазики, шум, и женские нервы, натянутые до звона.
Вика не сомкнула глаз почти двое суток. Она металась по квартире, словно заведённая игрушка, доводя всё до идеала. Тайминг был выверен до секунд: птица доходила в духовке, холодец ждал своего часа, закуски аккуратно выстроились в ряд. Но венцом стола был он — лососёвый слоёный салат. Рыба, авокадо, соус собственного приготовления, над которым Вика корпела годами, доводя вкус до совершенства.
Стол выглядел роскошно. Денег ушло — страшно вспоминать. Но Вика хотела, чтобы всё было по-настоящему. Первый Новый год в собственной квартире, а не по съёмным углам — событие.
Около девяти вечера заявились родственники мужа.
Его мать, Людмила Сергеевна, вошла так, будто её затащили силком в подвальное кафе. Губы поджаты, взгляд цепкий, холодный. Она медленно оглядела свежий ремонт и сухо бросила:
— В целом аккуратно. Но пыль на плинтусах я бы убрала.
Вика сжала челюсть, но промолчала. Не женщина — стихийное бедствие. С виду — божий одуванчик, по факту — каток.
Все расселись. Муж, Игорь, сияя от радости, разлил игристое.
— Ну что, за уходящий год! — бодро сказал он.
Гости потянулись к тарелкам. Вика исподтишка наблюдала за Людмилой Сергеевной. Та изучала еду с выражением инспектора, которому подали сомнительный обед. Ковырялась, отодвигала зелень, хмыкала.
Дошла очередь до фирменного салата.
Людмила Сергеевна зачерпнула ложку. Поднесла к губам. И вдруг застыла.
А потом закричала так, что ёлка в углу будто вздрогнула.
— Ой! Господи! Это что такое?!
Она отшвырнула вилку, словно та обожгла. Кто-то вздрогнул. Игорь подавился шампанским.
— Мам, что случилось? — растерялся он.
Людмила Сергеевна, побагровев, с гримасой отвращения сунула пальцы прямо в тарелку.
— Смотрите все! — завизжала она. — Вот, полюбуйтесь, чем нас угощают!
Она медленно вытянула нечто липкое.
Из салата тянулся длинный, жёсткий седой волос, скрученный, плотный, облепленный соусом и рыбой.
— Ужас… — скривилась она. — Меня чуть не стошнило! Вика, ты вообще следишь за собой? Или над едой расчёсывалась?
В комнате повисла гробовая тишина.
Вика почувствовала, как лицо холодеет. У неё короткое тёмное каре. Волосы гладкие, чёрные. А то, что болталось на пальцах свекрови, напоминало проволоку.
— Это не мой, — тихо сказала Вика. — У меня другой цвет.
— Ах, не твой?! — взвилась Людмила Сергеевна. — А чей тогда? Мой, по-твоему? Я себе специально в еду подбросила? Ты на что намекаешь?!
Игорь метался взглядом между ними.
— Вик… ну… бывает… может, с одежды как-то…
— С какой одежды?! — заорала Людмила Сергеевна. — Это антисанитария! Полная! Как можно быть такой неряхой и кормить людей волосами? Ты нас отравить решила? Я всегда говорила, что из тебя хозяйка никакая, но это… ниже плинтуса!
Гости начали брезгливо отодвигать тарелки. Салат, в который Вика вложила столько сил, мгновенно стал помоями.
— Убери это немедленно! — скомандовала свекровь. — В мусор! Посуду всю сменить. Я больше тут есть не буду. Максимум — чай. Если кружки чистые.
Она откинулась на спинку стула, самодовольно сложив руки. Лицо выражало торжество. Повод найден. Невестка унижена при всех.
Вика поднялась. Ноги дрожали. В груди — ком. Хотелось закричать, перевернуть стол, выгнать эту женщину. Но она молчала.
«Спокойно. Не доставляй ей радости», — сказала она себе.
Она взяла тарелку. Волос лежал на краю — как улика.
— Сейчас уберу, — ровно сказала Вика.
— И быстрее! — бросили ей вслед. — И руки вымой. С антисептиком!
На кухне Вику трясло. От унижения, злости, беспомощности. Она знала: готовила в косынке, всё вычищено до блеска. Но доказать?
И тут взгляд упал на край стола.
На маленьком штативе стоял смартфон.
Вика замерла.
Она ведь снимала видео. Для соцсетей. Таймлапс, атмосфера, праздник. Камера была включена почти час. И смотрела прямо в гостиную. На стол. На место Людмилы Сергеевны.
Сердце ухнуло, а потом застучало бешено.
Вика схватила телефон. Отмотала назад.
Минута. Две.
Она приблизила изображение.
И увидела.
Челюсти сжались.
«Ну всё, — подумала она. — Ты сама себя сдала».
Она молча нажала несколько кнопок.
Трансляция экрана.
В гостиной висел огромный телевизор — гордость Игоря. По нему шёл праздничный концерт.
Вика глубоко вдохнула и нажала «Подключиться».
Вика вошла обратно в гостиную. Выражение лица у неё было необычное — умиротворённое, почти насмешливое. Взгляд холодно поблёскивал, словно стекло на морозе.
Людмила Сергеевна тем временем продолжала свой монолог.
— …потому что элементарные нормы нужно закладывать с пелёнок! Если родная мать не воспитала аккуратность, откуда ей взяться? Я всегда утверждала…
Настенный телевизор моргнул. Пёстрая картинка с певцами пропала. Экран потемнел, а через миг на нём возникла гостиная — та самая, где они сидели. Только снятая со стороны кухни.
— Это что ещё такое? — протянул один из гостей. — Фильм включили?
— Именно, — отчётливо произнесла Вика, перекрывая разговоры. — Хроника. Название рабочее: «Записки натуралиста». Хотя нет… «Тайное становится явным».
Игорь растерянно уставился на супругу.
— Вика, ты чего творишь?
— Просто посмотри. И не отвлекайся.
Вика коснулась экрана смартфона. Чёткость была идеальной — современные камеры не оставляли шансов на размытость.
На видео — застолье. Тосты. Смех.
Жестом она увеличила изображение. В центре оказалась Людмила Сергеевна — крупным планом.
В комнате стало беззвучно.
На записи Вика отворачивается, тянется к шкафу за салфетками.
И тут «образцовая мать» резко осматривается. Убедившись, что внимания на неё нет, она подносит руку к объёмной укладке.
Дёргает. Кривится — больно, но терпимо.
Затем ловко скручивает волос между пальцами.
И с явным злорадством вонзает его вилкой в середину салата перед собой.
Придавливает соусом. Подравнивает кусочки рыбы.
После чего, глядя в сторону невестки, растягивает губы в мерзкой усмешке.
Запись оборвалась. Кадр замер именно на этой гримасе.
Лицо Людмила Сергеевна занимало весь экран. Ни одна эмоция не скрылась — всё было предельно ясно.
В гостиной повисло тяжёлое молчание. Даже часы на стене звучали оглушительно, отсчитывая секунды до полуночи.
Людмила Сергеевна побагровела. Она судорожно втягивала воздух, словно задыхаясь. Взгляд метался, но выхода не находилось.
Гости застыли. Кто-то нервно фыркнул.
Вика подошла ближе к столу. Её накрывала волна облегчения.
— Надо же, мама, — протянула она с показной вежливостью. — Так это ваш фирменный приём? Эксклюзив, так сказать?
Она наклонилась к женщине.
— Почему не пробуете? Экологично, без добавок. Родное производство. А вы ведь так за чистоту ратовали.
Свекровь съёжилась.
— Это фальшивка! — сорвалась она. — Подделка! Сейчас всё можно нарисовать!
Игорь медленно поднялся. Лицо стало каменным. Впервые за долгое время ему было по-настоящему стыдно.
Он посмотрел на мать — и не узнал её.
Молча забрал тарелку.
— Подделка? — спокойно переспросил он. — Тогда объясни, зачем ты это устроила.
— Она меня унижает! — выкрикнула Людмила Сергеевна. — Смотрит свысока! Свой салат напоказ выставляет!
— Достаточно, — резко сказал Игорь. — Поднимайся.
— Что?!
— Собирайся и уходи.
— Ты выгоняешь меня? В праздник?! Ради этой…
— Ради мерзости, — он указал на дверь. — Это мой дом. И моя семья. А ты зашла слишком далеко.
Женщина огляделась в поисках поддержки — и не нашла её. Никто не хотел ассоциироваться с таким поступком.
Она вскочила, зацепив стул.
— Больше ноги моей здесь не будет! — крикнула она. — Предатель!
Дверь захлопнулась ровно в тот момент, когда по телевизору раздался бой курантов.
Игорь опустился на стул, закрыв лицо ладонями.
— Прости… Мне невыносимо стыдно.
Вика обняла его.
— Ничего, — сказала она, наливая шампанское. — Зато урок усвоен. И материал получился отменный.
Гости выдохнули.
— Ну… с Новым годом? — неуверенно сказал кто-то. — Без сюрпризов.
Вика взяла чистую вилку, подтянула к себе общую салатницу и щедро наложила порцию.
— С Новым годом, — сказала она.
Это был вкус спокойствия.
И окончательно проведённой границы.