— Твоя родительница обидела моего мальчика! — повысила я голос.
— Прекрати, — скривился Игорь. — Она лишь озвучила свою точку зрения. Это что, запрещено?
— Твоя мать, — произнесла я медленно, чтобы наверняка дошло, — твоя мать, Игорь, сказала при Лёшке, что чужая кровь всегда останется чужой. Ну и как тебе такое?
Лёшка — мой сын от первого брака. Игорь, когда мы только начали жить вместе, души в нём не чаял. И во дворе с ним мяч гонял, и модели самолётов собирал, и на рыбалку его брал. Я смотрела на них и думала: вот оно, настоящее семейное счастье.
Где-то через полгода после свадьбы Лёшка стал звать его папой. Сам, я его не подталкивала. Игорь тогда чуть ли не прослезился.
А потом появилась Раиса Львовна.
Формально она была и раньше, но существовала где-то на заднем плане: звонила по воскресеньям, изредка заглядывала в гости, не вмешивалась.
Но после свадьбы неожиданно вспомнила, что у её ненаглядного сына теперь есть пасынок. Чужой ребёнок, с другой кровью. Лёшка рыжий, и именно этот цвет стал для Раисы Львовны каким-то раздражителем.
— Рыжие всегда хитрющие, — заявляла она, изучая его так, будто перед ней не десятилетний мальчишка, а международный мошенник. — У нас в семье таких никогда не водилось…
Я тогда только посмеивалась. Подумала: ну чудачка, с кем не бывает. Главное, что Игорь нормальный, любит Лёшку. А Раиса Львовна… Ну приходит раз в неделю, посидит — и хватит.
Как же я ошибалась.
Постепенно она начала систематически расшатывать нашу семью. И объектом её недовольств всегда был мой сын. То Лёшка у неё необученный, то растрёпанный, то чересчур шумный… Споры стали возникать регулярно.
— Ему всего десять! — говорила я. — Он ещё успеет повзрослеть.
— Ему уже десять, — делала она ударение. — А он вместо книг носится по квартире, играет в свои стрелялки. Какая польза от этих игрушек? Вот Игорёк в его возрасте уже Пушкина цитировал.
Пара лет назад Игорь признался, что эти стихи зубрил под давлением родителей, чтобы те могли им хвастаться. И сейчас не помнит ни одной строки.
Игорь сперва вставал на Лёшкину защиту, но Раиса Львовна была упорная. Она безошибочно выискивала новые поводы.
— Посмотри, как он ест! — возмущалась она. — Как маленький поросёнок! Неужели нельзя научить ребёнка пользоваться приборами?
— Мам, ему де-сять! И вообще, с каких это пор роллы едят ножом и вилкой? — отвечал Игорь.
— Ты в его возрасте уже сам готовил! А этот даже тарелку за собой не убирает.
«Этот, этот…» Она ни разу не назвала Лёшку по имени.
И при этом — ни одного прямого оскорбления. Всё вскользь, намёками. То вздохнёт, что мне, небось, тяжело с таким сложным ребёнком. То Игорю подскажет, что пора бы им с женой обзавестись «настоящим», родным ребёнком. То сунет Лёшке конфету так, словно подачку нищему.
Я терпела. Сжимала зубы до боли. Улыбалась. Наливала чай. Уговаривала себя, что она привыкнет. Примет. Успокоится.
И вот настал тот самый момент.
Раиса Львовна пришла без звонка. У неё были ключи, Игорь отдал — с моего согласия. Лёшка делал уроки, я варила суп.
Она села напротив него, раскрыла дневник и начала:
— Так-с… Опять плохая отметка за поведение. Драка в классе… Как же некрасиво…
— А если Егор меня задирает, мне что, молчать? — проворчал Лёшка.
— Всегда можно урезонить словом, — наставительно поджала губы. — Вот Игорь никогда…
— Папа сам говорил, что дрался! — перебил её Лёшка. — Он рассказывал, как они стенд уронили. Вас же тогда в школу вызывали!
— «Папа»… — скривилась она. — Какой он тебе ещё папа? Он тебе неродной. И когда у них с твоей мамой появится свой ребёнок, тебя…
И тут меня прорвало.
Я выключила плиту, повернулась к ней и твёрдо сказала:
— Хватит. Уходите.
— Что? — она даже опешила.
— Уходите. Прямо сейчас.
— Это дом моего сына!
— Документально — это моя квартира. А фактически — дом моей семьи. А вы к ней не относитесь. Поэтому — на выход.
Она, конечно, ушла. Но перед этим позвонила Игорю. И вот он сейчас стоит и защищает свою мамочку.
— Она в возрасте, Оля! У неё своё видение жизни!
— У твоей матери есть навыки по унижению детей? Отлично. Пусть практикуется в другом месте!
— Ты не вправе так с ней обращаться!
— Игорь, — я говорила спокойно, почти шепотом, — твоя мать систематически принижает моего сына. Моего ребёнка. Она внушает ему, что он чужой и временный. Если ты не считаешь это проблемой — значит, проблема в тебе.
— Но это ведь правда! Он же мне не родной!
Вот оно… всплыло наружу.
— Уходи, — сказала я.
— Что?
— Иди к своей маме. Прямо сейчас. И можешь не возвращаться, пока не решишь, на чьей ты стороне.
— Оль… — Игорь растерялся. — Я не это имел в виду. Я люблю Лёшку. Правда люблю! Но по факту — он мне не по крови. И он ведь тоже понимает, что я ему отчим, а не отец.
— Если бы у нас был общий ребёнок? — сузила глаза я. — Что бы тогда стало с Лёшкой?
— Начинается! — вспылил он. — Твои эти, женские, домыслы! Я люблю вас обоих! И маму люблю тоже! И если ты хочешь заставить меня выбирать — я лучше уйду.
И ушёл.
Лёшка тихонько вышел из своей комнаты и подошёл ко мне.
— Мам…
— Что, родной? — выдавила я улыбку.
— Я всё слышал.
Он внимательно смотрел мне в глаза и вдруг произнёс:
— Мне кажется, ты слишком раздула ситуацию.
— Что? — удивилась я.
Он тяжело выдохнул.
После паузы спросил:
— Игорь… ну, отчим… он что, совсем не вернётся?
— Я не знаю, — ответила я, всё ещё обдумывая его слова.
— Я хотел бы, чтобы он вернулся. Какая разница, родной он мне или нет? Я всё равно его люблю. А бабушку Раю… видеть не хочу.
Прошла неделя. Игорь звонит каждый день и интересуется, как Лёшка. Сын скучает по отчиму. А я… Я тоже хочу, чтобы у нас всё получилось. Только не понимаю, как это исправить.
Если хотите, могу:
✨ изменить имена более кардинально
✨ заменить ещё больше глаголов
✨ упростить стиль или сделать его эмоциональнее
✨ сократить или, наоборот, переработать сюжет
Сказать, как лучше?