Руководитель у Вероники оказался человеком совершенно иного склада. От него исходил аромат парфюма, а не запах масла и бензина, которым пропах её супруг. И носил он безупречные костюмы с запонками, тогда как Гена щеголял в растянутых футболках, болтавшихся на его грузной фигуре. Сколько раз она упрашивала его избавиться от них — без толку.
— Мне же удобно, — недоумевал он.
На станции техобслуживания, где он крутился с утра до вечера, форма его была всё та же — застиранный свитер, замызганный халат.
— Выкинь уже это тряпьё! — цедила Вероника, проходя мимо с коляской, где дремал малыш.
Сервис находился рядом с домом, и дорога вела мимо него — хочешь не хочешь, а заглянешь. Пока Гена, вытирая руки, наклонялся к дочке, Вероника нервно оглядывалась, опасаясь встретить знакомых. Хотя чего стыдиться — все знали, где он работает.
Работать самой Вероника уже отвыкла. После свадьбы просидела дома почти всю жизнь, посвятив себя детям и порядку. Когда-то у неё была профессия, но казалось, что то существование принадлежало другой женщине. Муж зарабатывал достаточно, и она не видела смысла «распыляться».
Гена был не плох — спокойный, надёжный, благодарный. Ему хватало футбола, борща и уверенности, что он обеспечивает семью. Но когда старшая подросла, а младшая пошла в сад, Вероника ощутила пустоту. День шёл за днём — кастрюли, телевизор, тряпки… Она теряла себя.
И вот однажды позвонили старые знакомые — предложили место помощницы в небольшой фирме. Пусть и скромное, но для неё, почти сорокалетней домохозяйки, это был шанс — последний вагон, уходящий в ночь.
— Хочу поработать в нормальной обстановке, с людьми образованными, — призналась она мужу.
— А мы, выходит, не люди? — нахмурился Гена.
— Да нет… просто я ведь училась, хочу снова чувствовать себя… нужной.
Он пожал плечами:
— Ладно, иди, если берут.
Так Вероника снова вошла в мир, где пахло кофе и бумагой, а не резиной и мазутом.
Её начальник, Андрей Львович, с первого дня сверкнул иным миром. Тот же возраст, что у Гены, но вид — словно из другого измерения. Прямой, подтянутый, с легкой улыбкой и дорогими часами. Он говорил о гольфе и книгах, пах дорогим одеколоном с нотками дерева.
Вероника будто расправила крылья. Постриглась, купила брючный костюм, обулась в лодочки. Взгляд Андрея Львовича на неё действовал опьяняюще — долгий, внимательный, обещающий.
И когда ей показалось, что он просто связан приличием, она решила сделать первый шаг.
В начале марта город согрелся редким солнцем. В офисе обсуждали, где провести женский праздник. Вероника, сама не поняв как, выпалила:
— А давайте у меня!
Муж уезжает, дети у мамы, экономия — сплошные плюсы. Андрей Львович помедлил:
— А муж не будет против?
— Его не будет, — ответила она с лёгкой улыбкой.
Он усмехнулся:
— Не ожидал от вас такой… инициативы.
Эти слова зажгли в ней огонь. Она готовилась тщательно: платье цвета морской волны, свечи, музыка. Казалось, всё должно было сложиться.
Гости собрались, атмосфера — лёгкая, весёлая. Но когда Андрей Львович пригласил на танец не её, а Лизу из бухгалтерии, Вероника застыла. Его рука легла на спину Лизы уверенно, естественно — как будто так и должно быть.
Воздух стал густым, горло перехватило.
На кухне, захлёбываясь слезами, она открыла банку сгущёнки и ела прямо ложкой, не чувствуя вкуса.
— Вероника, — произнесла тихо главбух, — ты ведь знала, что у них роман? Уже давно все знают.
Через день Гена вернулся из поездки. Она встретила его с пирогами, жарким и улыбкой. Он рассказывал про родню, про дорогу, а она смотрела на него — простого, родного, настоящего.
Пусть без костюмов и иностранных слов, пусть руки в мозолях, но ведь это он — её человек.
И никакой Андрей Львович со своим лоском не смог бы даже приблизиться к этой простоте и теплу.